Красные глаза орка полыхали безудержным пламенем ярости и ненависти, его злобное рычание превратилось в отчаянный рёв. Движения начали замедляться, участилось и без того тяжёлое дыхание – он устал.
Враг остановился, двумя руками держа перед собой меч. Из его груди вырывалось хрипловатое сопение. План удался. Девушка поняла, что действовать нужно немедленно, пока противник не пришёл в себя. И попасть ей нужно только в одно незащищённое место – узкую полоску между кирасой и шлемом.
Прыгнув влево, девушка сделала обманное движение, заставив орка наотмашь ударить в нужную ей сторону. Она быстро пригнулась, широко расставив ноги, и грозное оружие просвистело прямо у неё над головой. Не теряя времени, девушка взмыла вверх, словно мифическая гарпия, разводя сабли в стороны, тогда как меч противника уже направлялся в противоположную сторону. Руки успели сомкнуться, сталь сумела найти промежуток между доспехами, и в следующий миг огромная звериная голова слетела с широких плеч. Кровь хлынула из раны, забрызгав ей лицо и волосы; тело вдруг передёрнула судорога, и оно безжизненно повалилось на землю.
Вытирая окровавленное лицо, она бросила яростный взгляд в сторону толпившихся неподалеку орков, которые, втянув головы в плечи, топтались на месте. В следующий же миг они разом бросились в сторону леса, разбегаясь по кустам.
– Бегите, бегите! И советую прихватить голову вашего вожака. Пусть другие посмотрят, – чуть хрипловатым голосом прошептала она и, вложив сабли в зеленоватые ножны, направилась по тракту на север.
* * *
Тьма и тишина. Самые мерзкие ощущения. Душа уходила в пятки. Сердце колотилось так, что в ушах отдавался звук ударов, и казалось, сейчас вся деревня их услышит. Флаури жался в углу тёмного и прохладного погреба, трясущимися руками держа эфес отцовского клинка. Харит и Кирви молчали, слышалось только лёгкое сопение старого трактирщика.
Флаури чувствовал себя абсолютно беспомощным. Его трясло, как берёзку в ураган. Ворвись сейчас сюда орк, он не смог бы даже меча поднять – парализующий страх постепенно овладевал его телом, а разум полностью затмила пелена отчаяния.
Вдруг снаружи послышался стук тяжёлых металлических сапог по деревянным ступеням. Дверь с грохотом распахнулась, и с полки тотчас полетела на пол глиняная посуда. Шаги медленно приближались к тому месту, где ковриком была прикрыта крышка погреба. Послышалось шмыганье, будто кто-то принюхивается.
Флаури ощутил бешеную силу несущейся по венам крови. Казалось, его сейчас разорвёт изнутри.
Раздался звон стекла. Стол полетел в окно. Люди осознали, что им остаётся либо умереть, либо вступить в смертельную схватку. И неважно, сколько ещё гнусных тварей рыскает по деревне.
У Тимбертона перед глазами вспыхнули события его жизни, самые светлые и запоминающиеся. Те, ради которых стоило жить, стоило бороться с опасностью, чтобы вновь встретиться с ними. Жизнь сильнее смерти. Когда тобой движут самые важные инстинкты, становится намного легче, борьба приобретает иной оттенок, – более яркий, более значимый. Главное – почувствовать это.
Флаури стал задаваться вопросами, ругать себя.
«Какого чёрта я понёсся за Дорвеном один? Сидел бы сейчас дома, да попивал чай с пирогами! Что же ты за человек такой, Флаури? Вечно тебя тянет на неприятности! Или неприятности сами приползают к тебе? Какая разница! Джорджио был прав, как никогда. Вернее – как всегда!»
