– Благодарю тебя, – продолжал начальник легионеров, – послушай же, в чем состоит план Ирода. Он хочет в день рождения своего младшего сына устроить пышный праздник, на который будут позваны все мальчики с матерями, но только те дети, которым не менее двух и не более трех лет. На этом празднике…
Вольтигий остановился и расхохотался, увидя выражение крайнего отвращения на лице воина.
– Добрый друг! – продолжал он. – Уж не думаешь ли ты, что Ирод приглашает нас няньками к этой детворе? Нагнись ко мне, я скажу тебе на ухо, что должно произойти дальше…
Долго шептались начальник легионеров с воином, наконец, когда все было условлено, Вольтигий сказал:
– Ты, конечно, понимаешь сам и мне нет надобности напоминать тебе, что ты не должен никому обмолвиться ни словом об этом, если хочешь, чтобы все удалось…
– Ты знаешь, Вольтигий, что на меня можешь вполне положиться, – твердо ответил воин.
Начальник легионеров ушел, и воин остался один на своем посту: взор его невольно снова остановился на ребенке, который по-прежнему играл возле цветов и так легко и нежно, как мотылек, касался их, что не причинял цветам ни малейшего вреда.
Вдруг воин разразился недобрым смехом.
– Погоди, недолго ты еще будешь надоедать мне своими играми, недолго еще мне придется терпеть тебя, как досадную занозу в глазу. И ты будешь приглашен на праздник в честь сына царя Ирода!
* * *
Воин дождался на своем посту вечера, когда надо было запирать городские ворота на ночь, после чего он по узким, темным закоулкам отправился в город и, наконец, вышел на площадь, где красовался великолепный дворец Ирода.
Внутри этого величественного здания был огромный двор, вымощенный камнем, кругом него было множество построек, к которым прилегали три широкие крытые галереи, одна над другой. На самой верхней из них должен был состояться праздник в честь сына Ирода, на который были приглашены все вифлеемские мальчики от двух до трех лет. Эта галерея по приказанию Ирода была украшена к празднеству и представляла из себя как бы крытый, защищенный уголок в прекрасном зеленом саду. По потолку вились виноградные лозы, с которых спускались сочные спелые грозди, возле стен и колонн стояли небольшие гранатовые и апельсиновые деревья, сплошь увешанные сочными спелыми плодами. Пол был усыпан розовыми лепестками, которые покрывали его, как мягкий пушистый ковер, и наполняли воздух тонким ароматом; а вдоль балюстрады, над столами и низкими скамьями висели гирлянды из белоснежных, сверкающих, серебристых лилий.
В этом прекрасном цветочном шатре здесь и там журчали в бассейнах прозрачные струи фонтанов, где плавали золотые и серебряные рыбки, сверкая и искрясь в воде своей яркой чешуей. На ветвях деревьев сидели диковинные пестрые птицы, привезенные из далеких чужих стран, а в клетке тут же сидел старый ученый ворон, который без умолку болтал.
К началу праздника матери с детьми стали наполнять галерею. При входе во дворец мальчиков облачали в белые длинные одежды, окаймленные пурпуром, а на темнокудрые головки надевали венки из ярких душистых роз. Женщины были одеты в живописные красные и синие одежды; белые прозрачные покрывала спускались на плечи с их остроконечных головных уборов, украшенных золотыми монетами и цепями. Некоторые несли своих сыновей на плечах, другие – вели их за руку, третьи, чьи мальчики были слабее и нежнее, несли их на руках.
