Площадь перед станцией, всегда многолюдная, окруженная торговыми центрами и палатками, лежала в руинах. Пострадавших Яна не взялась бы сосчитать. Она прислушалась, надеясь вычленить вой сирен «скорой» и полиции, но были только ветер, стоны, дальний грохот… Пыль, дым, вдаль не видно. И жарко так, будто вернулся июль 2010-го. Яна поспешила к проезжей части.
Патрульную машину она заметила не сразу: часть дороги провалилась, и там, в дыре, что-то чадило, горело, асфальт под ногами покрылся трещинами и ямами, Яна внимательно смотрела вниз.
«Жигули» ППС стояли себе как ни в чем не бывало. Прислонившись к капоту, курил сержант – руки у него дрожали. Яна бросилась вперед, споткнулась, чуть не упала. Сержант не обратил на нее внимания. В машине угадывались силуэты его коллеги и кого-то еще, может, третьего патрульного.
– Сержант!
Наверное, он был в шоке или не понял, что к нему обращаются.
– Сержант! – Яна ткнула удостоверением ему в нос. – Что происходит? Есть связь с руководством?
– Звездец происходит, – меланхолично заметил патрульный и почесал обильный, через ремень перевесившийся, живот. – И руководство звездой накрылось.
– Почему бездельничаете? Не видите – люди в помощи нуждаются?! – напустилась на него Яна. – Почему свои обязанности не выполняете?
– Потому что звездец, – вздохнул сержант, стянул с головы фуражку и вытер красную морду.
Он был совсем молоденький, чуть за двадцать, а уже толстый, одышливый. И тупой. Яна не отставала:
– Немедленно возьмите себя в руки. И приступайте к выполнению своих обязанностей. Дайте мне связь с руководством…
– Майор, – патрульный смотрел с жалостью, – какая, на хер, связь? Все накрылось. Нет больше руководства. Ща покурю, и мы с Михалычем домой поедем. Сообразим – как, и поедем. Все человеки. Каждый выживать будет, а ты – руководство, руководство…
Прапорщик Михалыч, такой же толстый, красномордый, но постарше, заметив, что у сержанта назревает конфликт, выбрался из машины.
– В чем дело, гражданочка?
Яна представилась и попыталась хоть этого вразумить – без толку. Прапор придерживался той же позиции: «Покурим, решим, как ехать, и отправимся домой». Яна чуть не плакала. Они не понимают, что происходит! И связи с руководством действительно нет, но нельзя же бросать пострадавших…
Из «Жигулей» вылез третий человек. Этот был не в форме, и сперва Яна решила – опер, но оказалось – приезжий из Рязани, которого патрульные задержали и собирались «потрясти». Приезжий тоже закурил, с презрением посмотрел на полицейских, оценил ситуацию. Подошел вплотную к Яне.
Высокий мужчина за тридцать, одного с Игорем типажа – плечистый, но худощавый, с тонким крупным носом, пронзительно-синими глазами и коротко остриженными, черными с проседью волосами. И как патрульные в нем приезжего опознали? Одет прилично, в черные джинсы и черную футболку.
– Оружие у них заберите, – посоветовал задержанный. – Они пока не понимают. Отдадут. – И, повысив голос, обратился к прапору: – Пистолет-то верните. Уже выяснили, что травматика. Все законно.
– А ты поди так с ходу разберись, что у тебя на поясе… Травматика или настоящая «беретта» – хрен поймешь, – огрызнулся сержант.
– Верните, – приказала Яна. – И я конфискую у вас АКСУ[2]. И боеприпасы. Вам до дома добраться и табельных «макаровых» хватит, а мне тут людей спасать.
– Э, нет. – Прапор передвинул висевший на «грудной мозоли» автомат под мышку. – А руководство спросит?
