– Приняла уже. Уже танцует… животом трется…
– Проспорить боишься?
– Знаете, – обижается механик, – говорят, спорят дурак и подлец: дурак – кто не знает и спорит, а подлец – знает и спорит. Я не хочу ничего плохого сказать о присутствующих, но подлецом быть неохота.
Возникает горячая дискуссия о доминирующей роли двух упомянутых категорий населения как в семейной жизни, так и в ее разрушении.
– Ты давай коньяк готовь!
– Товарищи… не надо, а? Давайте повернем обратно!
– Поздно!
– Вы не имеете права! – упирается механик.
Но покровительство науки над новобрачным приняло необратимый характер. Натренированные опытами на крысах и мушках дрозофилах, ученые вцепились в жертву с хирургическим уже интересом.
Пенный след за кормой, и близится загадочный берег.
И два часа до порта все больше накаляется это противоестественное препирательство: все – верна! муж – фигу вам! Примеры из литературы, науки и жизни! Уже плевать на жену, уже коньяка хочется. Уже и на коньяк плевать, дело в своей правоте и понимании жизни. На принцип дело пошло.
Ученые поют гимн верности, а механик, тля, ведет хронометраж:
– Уже снялась моя Стеллочка. Уже коленками под столом трутся… Уже он трюльник швейцару кидает такси подогнать…
И приводит всех в бешенство своей тупой несговорчивостью.
В два ночи пришли. Только ошвартовались – депутация скатилась на стенку, у ворот порта хватают две тачки и мчатся по указанному адресу.
Выскакивают у подъезда, как группа захвата. Возглавляет механик с ключами, следом – профессор с фонариком. На цыпочках по лестнице.
– Тс-с!.. – шипит у дверей механик. – Фонарик рукой прикрой.
В квартире накурено. На вешалке – мужской плащ.
– Ну?! – торжествующе указывает механик.
– А не твой?..
Остатки лирического ужина на столе. Две рюмки, две вилки, недопитая бутылка. Пепельница бычков.
– Теперь-то поняли?!
Пиджак на спинке стула, туфли сорок пятого размера.
– Так с кем вы спорили, салаги? – победно хмыкает механик. Берет у окаменевшего от неожиданности профессора фонарик и светит на подушку.
Симпатичная такая светленькая женская головка, и рядом – ядреный чан с усами и бакенбардами…
Мужик щурится под лучом, различает мрачную толпу в темноте, и в ужасе выкатывая глаза пытается сделать вдох.
– Вылазь, – страшным шепотом командует механик.
Мужик дергает ртом и падает на пол. Убивать его пришли.
– Бери шмотье и вали мигом. А то передумаю.
Тот хватает штаны и исчезает, вот он был – и нету. Это ведь в анекдотах смешно – «муж вернулся», – а в жизни бывает кошмарно.
Толпа застыла. Говорить нечего. Как бы тоже страдают.
– Ладно, ребята, – говорит механик. – Кина больше не будет. Вы свое сделали. Идите теперь все. На судне увидимся.
А оставшись вдвоем со спящей пьяной женой, механик вздохнул душераздирающе, опустился на стул, закурил. Слил в стакан остатки из бутылки и засадил. Курит и на жену в темноте смотрит.
А делать нечего. До утра далеко. Мыслей никаких не собрать, да и выпито изрядно. В сон клонить стало. А что еще делать.
Разделся он и лег в кровать. К жене под бок. Голая, теплая, посапывает уютно и ногу на него закидывает. И совершенно понятно и естественно, что через какое-то время вступает он в обладание законной и желанной, хотя и вероломной, супругой.
И она, медленно пробуждаясь от сна таким комфортным образом, начинает разделять его страсть, впивается ногтями ему в спину и вскрикивает:
– Сашенька!..
