Кагэсукэ с недоброй подозрительностью посмотрел на канрэя. «А не желает ли этот Норимаса сыграть на давней распре Уэсуги и Нагао и подлить масло в огонь и без того непрекращающихся недобрых слухов? Может стоить его допросить? С пристрастием.» – подумалось Ёшиэ. Но канрэй будто прочёл его мысли.
– Нет, нет! – замахал он руками. – Вы неправильно меня поняли! Я просто хочу узнать побольше о вашем даймё. Его так боготворят, что подобные слухи вызывают повод для размышления о загадочности такого человека.
– Что вы имеете ввиду? – не понял Кагэсукэ.
– Говорят, будто Кагэтора – это ками, сошедший с небес. – пояснил Норимаса. – А каков он на самом деле? Прошу, расскажите?
Ёшиэ хитро прищурился, подумывая нагнать на канрэя страху и представить господина во всей божественной красе. Но, в конце концов, решил оставить эту затею, ведь даймё непременно узнает об этом и может серьёзно наказать.
– Я думаю, – произнёс, наконец Кагэсукэ. – Кагэтора-сама скоро прибудет, и вы сами убедитесь, правдивы слухи или же нет.
* * *
Кагэтора и представить себе не мог, что официальные назначение и разбор должностей, окажутся столь скучными и продолжительными. Вместо того, чтобы тренироваться, охотиться или говорить с Бисямоном в святилище, князь уже несколько дней прозябал в Нагаоке. Каждый день являлся подобием предыдущего. Утром – официальный приём, ближе к полудню и до вечера – склоки и пересуды, не приводившие к единому решению, а вечером всеобщее возлияние сакэ, которое, вроде бы и примиряло всех, но то было лишь вечером, утром начиналось всё заново. Хотя, Наоэ, Хондзё, Усами и даже Шибата помогали Кагэторе во всём разобраться, ему всё равно оказались чужды всякого рода политика и мирские дела. Подливали масло в огонь и бывшие чиновники Уэсуги Сададзанэ. Особенно распалялся Ямаёши Масахиса, который, совсем недавно, рьяно поддерживал восстание Уэда-Нагао. Ямаёши был недоволен тем, что новый сюго, мало того, что сам воин, так ещё и назначает на должности своих вояк-самураев, когда обыденными делами провинции должны заниматься более сведущие люди, так сказать – те, что ближе к народу.
Кагэторе конечно этот голословный и наглый человек не понравился, и он тут же разжаловал его и отправил на покой, доживать свои деньки дома у горящего очага. На его место, Кагэтора поставил его сына, двадцати восьми летнего Сандзюро Тоёмори, который, вовсю показывал лояльность своему даймё. Ко всему прочему, новоиспечённому чиновнику, был дарован замок Сандзё и, чтобы между Нагао и Ямаёши больше не возникало конфликтов, было решено поженить младшую сестру Тоёмори Оман и одного из вассалов Кагэторы. Сколько было красноречивых восклицаний и неприличных жестов, когда под всеобщий хохот объявили жениха.
– Чем я прогневал вас Кагэтора-сама?! – причитал Наоэ Кагэцуна. – Неужели вы больше не желаете видеть меня среди своих слуг?
– Прекрати Наоэ, будь мужчиной! – кричал кто-то из товарищей. – После свадьбы у тебя практически ничего не изменится, кроме того, что в твоём доме теперь будет лишь одна женщина.
Наоэ, немного поворчав, успокоился. Особенно, его настроение приподняло то, что его будущая жена была очень недурна собой, да к тому же обладала весьма милой улыбкой.
Но даже на этой счастливой нотке, злоключения Кагэторы не окончились. Процесс разбора должностей, а вместе с этим и территорий продолжался. И не было бы этому конца, если бы из Касугаямы не прибыл гонец. Кагэтора тут же прекратил все свои дела, поручив их Наоэ и Хондзё, и удалился с этого злополучного собрания вместе с Усами Садамицу.
