Местные власти облегчённо выдохнули. Кудряшов тяжело вздохнул.
В дверь кабинета уверенно постучали.
– Входи, – повысив голос, прокричал начальник полиции, уже примерно догадываясь, кого увидит на пороге.
И не ошибся.
– Накурил, хоть топор вешай, – вошедший Краснов помахал рукой перед лицом. Толку от этого жеста было ноль, зато он прекрасно послужил индикатором степени задымлённости помещения. Если уж майору, самому питавшему пристрастие к пагубной привычке, нечем было дышать, значит, полковник и вправду перестарался с табаком, пытаясь успокоить расшатанные нервы.
– Без тебя знаю, – хмуро проворчал Кудряшов. – Ты по делу говори.
– Можно и по делу, – Пётр Семёнович устало опустился на стул. – Из домов почти всех расселили…
– Что значит почти? – перебил доклад коллеги полковник.
– А то и значит. Некоторые наотрез отказались покидать квартиры. Ты же наш народ знаешь, упрутся рогом, с места не сдвинешь, – посетовал Краснов на жителей города. – Указ хоть бы, какой издал, мол, кто не согласен ехать в общагу, поедут в «обезьянник».
Кудряшов невесело усмехнулся.
– Полномочий не имею.
– Ну как знаешь.
– Чем мотивируют отказ?
– Знамо чем, бояться, что домушники квартиры обнесут за время их отсутствия. И я тебе скажу, правильно бояться.
Начальник полиции и сам это понимал. Без жильцов дома обворуют. Пусть даже всё самое ценное хозяева увезут с собой, но все вещи всё одно не вывезешь. Однако и оставлять людей вблизи барьера Кудряшов не хотел. Чуяло его сердце добром это не закончиться.
– Много осталось?
– Тридцать семь человек. В пяти домах.
Вот тебе ещё одна головная боль. Думай теперь, каким кнутом или пряником уговорить жильцов съехать из своих квартир.
– Остальным места в общежитии хватило? – полковник вынул из пачки сигарету, помял её в руках и без охоты закурил.
Краснов по примеру хозяина кабинета достал свои.
– Двенадцать семей пришлось разместить в бывшей школе-интернате, в тех корпусах, где жили беженцы с Украины.
– Что ещё хорошего скажешь? – Геннадий Васильевич затушил не докуренную сигарету в до краёв наполненной окурками пепельнице. Уже не лезло. – Если есть хорошее.
– Хорошее всегда найдётся. Лишь от человека зависит, какой у него стакан, на половину пустой или полный.
– Вот только философских разговоров мне сейчас и не хватает, – вспылил полковник. Неудивительно, нервы, как натянутая струна. Столько всего свалилось на его голову.
Краснов прекрасно понимал друга. Чем выше стоишь в табеле о рангах, тем больше зарплата, а вместе с ней соответственно растёт ответственность и проблемы. Если, конечно, ты правильный человек, а не выскочка который бессовестно перекладывает свою работу на плечи подчинённых, а сам лишь пользуется всеми привилегиями занимаемой должности. Кудряшов был не из таких, как впрочем, и сам Краснов. Только майору хватило ума не лезть в это болото.
– Я про стакан не просто так вывернул, – Пётр Семёнович расстегнул портфель, с которым пришёл и достал бутылку коньяка. – По пять капель сейчас совсем не помешает.
Геннадий Васильевич сперва неодобрительно покосился на коллегу, но подумав, махнул рукой.
– Твоя, правда. Наливай.
На столе появились две стопки и тарелка с нарезанными дольками лимона посыпанные сахарным песком. Краснов уверенным скупым движением распечатал бутылку и плеснул по стопкам янтарную жидкость.
– Без тостов, – майор, не чокаясь, опрокинул коньяк в рот, закусил лимоном и снова закурил.
