Котелки мгновенно опустели. Потом новобранцы выпили по кружке кипятка с вином.
– Хорошо-то как, – пробормотал Крисп, развалившись в тени подле стены их казармы.
Остальные пристроились рядом. Полчаса дремы в тенечке – настоящее блаженство.
Приск закрыл глаза, и вмиг очутился в родном доме, в перистиле. Он стоял перед старым кипарисом, и из множества ран на мягкой древесине лилась кровь.
«Не бойся, – услышал он голос отца. – Эти раны не могут лишить жизни…»
– Центурия! – донесся сквозь сон голос Валенса. – Строиться!
* * *
– Молчать! Приготовиться исполнять приказы! – отчеканил центурион. – Учебное вооружение разобрать. К тренировке приступить!
Щит каждому выдали учебный, плетеный, но при этом в два раза тяжелее боевого, щедро утяжелен свинцом был и тупой учебный меч. Деревянный столб шести футов высотой должен был обозначать для новобранцев противника. Зарубки и вмятины покрывали его от основания до макушки.
– Коли! – махнул рукой центурион.
За неуклюжими движениями новобранцев собрались поглядеть несколько ветеранов. Потом появился сам командир Пятого Македонского легат Луций Миниций Наталис и с ним военный трибун Элий Адриан. Оба были без доспехов, только в кожаных туниках, что надевались под панцири, с птеригами на плечах и бедрах.
Первым подскочил к столбу Кука, но вместо того чтобы нанести колющий удар, рубанул со всего маху. Деревянный меч отскочил, и чуть не вырвался из десницы новобранца, а центурион угостил бестолкового ударом палки из виноградной лозы по спине.
– Коли! – вновь прозвучала команда.
Гай Приск был более следующим и нанес точный колючий удар. Дерзко глянул на центуриона – ожидал похвалы. Не дождался.
– Так ты можешь тыкать в задницу свою красотку. На первый раз сойдет, на второй – накажу, – прокомментировал его удар центурион. – Следующий.
Замечание явно несправедливое, но не новобранцу спорить с центурионом.
Квинт заорал и ринулся на столб.
– Эй, Приск, подойди-ка сюда! – окликнул Адриан новобранца как старого знакомого.
Гай подошел, вскинул руку в приветствии.
– Откуда ты? – спросил Наталис.
– Из Комо, легат!
– Из Комо… Говорят, хорошие места. Кажется, у Плиния там есть чудная усадьба.
– Замечательные места, легат.
– Мне почему-то кажется, что ты не похож на провинциала. В Риме наверняка жил.
– Недолго, – подтвердил Приск.
– Рим плодит неженок, – легат любил говорить сам, а не слушать других. Рассуждать о пороках Рима было его любимым занятием. – Столичные сосунки вообще ни на что не пригодны. Друзья там лишь для того, чтобы шляться по тавернам.
– Мечом владеешь? – спросил Адриан Приска.
– Надеюсь.
Адриан извлек из ножен кавалерийскую спату, длиннее гладиуса на целый фут.
– Поменяемся? – Адриан подмигнул, указывая на утяжеленный деревянный макет.
– Адриан, оставь свои штучки, нас ждет запеченная в тесте форель! – возмутился Наталис. – Фехтовать перед обедом вредно.
Адриан нехотя вложил меч в ножны.
– «К сладостным яствам предложенным руки герои простерли»[43], – продекламировал Адриан по-гречески.
Оба офицера развернулись и отправились в преторий[44], где рабы уже сновали туда-сюда, готовясь к предстоящему обеду.
– Что он сказал? – не понял Квинт.
Вернее, не поняли многие, но спросил лишь Квинт.
– Что герои хотят есть, – буркнул Приск.
Всем уже было известно, что Адриана в легионе прозвали гречонком за любовь ко всему греческому, он и на языке Гомера говорил лучше, чем на латыни.
