Мобильник действительно нашелся в сумке, но дозвониться до Станиславского мне не удалось. Ни в первый раз, ни во второй, ни в десятый. Ни в триста пятьдесят тысячный с половиной раз.
Лилька, с неодобрением, хотя и не без жалости наблюдавшая за моими настойчивыми, но безуспешными попытками:
– Слушай, ведь у него включена эта услуга, как бишь ее, когда ему приходит эсэмэска обо всех неотвеченных звонках, ну, пока он был недоступен. Вот будет весело, когда окажется, что ты ему звонила триста пятьдесят тысяч с половиной раз. Что он о тебе тогда подумает?
– Он подумает, что у меня на мобильнике залипает кнопка вызова, – мрачно ответила я. – А я не буду его в этом разубеждать.
– Ой, вот нашла дурака! Думаешь, он тебе поверит?
– Не поверит, конечно. На то он и Станиславский. Так прямо и скажет: «Не верю!».
Мы захихикали, а мобильник у меня в руке зазвонил. Чуть не выронив его из рук я с надеждой посмотрела на дисплей… Но надежда умерла, едва родившись – звонила Нюта.
– Знаешь, что? Я вот сейчас проснулась и поняла, что мы с тобой должны обнулить наш счетчик утрат, – сказала Нюта заунывным голосом. – Потому что мы с тобой потеряли работу, и теперь все остальные потери кажутся пустяком на этом фоне.
– Хорошо, – сказала я мрачно. – Договорились. Это все, что ты мне хотела сообщить?
– Нет! Я хочу тебе сообщить, что я вот тут проснулась и обнаружила, что посеяла книжку Шопенгауэра, которую брала с собой, чтобы читать в транспорте, косметичку и правый мокасин! Так что у нас с тобой счет 3:0 в мою пользу!
– Слушай, а я тут потеряла молодого человека. Буквально. Это потеря считается? Предлагаю выписать мне за такую потерю пять… нет, десять очков!
– Так ведь молодого человека ты потеряла вчера, а работу мы потеряли сегодня!
– Нет, это уже другой, я потеряла еще одного.
– Ну уж дудки! Потерянные парни считаться не будут! Погоди, а кого это ты еще потеряла?
– Какая теперь разница, – мрачно ответила я и с тяжелым вздохом нажала на кнопку отбоя.
Под окнами взвыла сирена – кто-то по служебной надобности пытался прорваться сквозь пробку на набережной – и вернула меня к действительности. И к забытой на блюдце чашке. Я сделала поднесла чашку к губам и сделала глоток.
И обнаружила, что юннань остыл и потерял всякий вкус, а сидящая за ноутбуком Нюта продолжает рассуждать вслух, целеустремленно щелкать мышью и зачитывать мне найденное:
– Ага, вот, смотри, это уже для тебя: «Редактор интернет-сайта. Обязанности: Обеспечение постоянного притока сообщений в ленту новостей, написание пресс-релизов, перевод и литературная обработка англоязычных новостей, подбор изображений, интервьюирование ведущих представителей отрасли, написание и редактура обзорных и аналитических статей, репортажей с выставок и пресс-конференций…»
– Ничего себе! И что обещают за такую непыльную работенку?
Нюта фыркнула, не отводя взгляда от монитора ноутбука.
– Обеды за их счет, соблюдение ТК, полный рабочий день, офис в Алтуфьево и…
– Ни за какие деньги, – я посмотрела на монитор. – Ну – уж не за такие – точно!
– Подумайте, какая цаца! Посмотрим, что ты дальше запоешь… А это?
Она продолжала говорить, но я уже не слушала. Мысли мои вновь унеслись далеко.
Телефон Станиславского продолжал отвечать мне металлическим женским голосом. Поймать божество на «Китеж-ТВ», хотя бы для того, чтобы заглянуть в его бессовестные янтарные глаза, мне тоже не удалось. Когда я вчера явилась на теперь уже бывшую работу за расчетом, специально подгадав свой приход к начитке текстов, оказалось, что озвучание уже состоялось. «У него какой-то аврал, поэтому он попросился прийти пораньше!» – сказал Илюша, размешивая растворимый кисель в кружке, которая еще совсем недавно принадлежала мне. Если бы не Илюшины слова, я заподозрила бы, что никакого Станиславского вовсе не существовало, что это просто плод моего воображения, не в меру разыгравшегося с горя от крушения надежд по поводу Димы.
