– Одри, ради бога, не волнуйся. Все отлично, я рад, я, правда, всегда хотел ребенка.
– Хотел? Ты хочешь сказать, что теперь это не так?
– Нет, ты не так поняла, просто…
– Что «просто»?
– Мне нужно было тебе раньше всё сказать, но как-то не складывалось. Конечно, сейчас совсем некстати, ты так счастлива, и такая новость, что ты беременна, а я…
– А что ты хотел мне сказать такого, более важного, чем это?
– Одри, – Джон понял, что надо брать быка за рога, – слушай! Так получилось, что сейчас ну совсем, совсем неподходящее время для ребенка. Мы «посадили» компанию, мы на грани банкротства, и вот я всю неделю думал только, как я тебе это скажу.
Одри потеряла дар речи. Джон рассказал ей всё. Потом повторил, потому что она не реагировала. Она слышала его слова и не могла понять, почему он говорит о каких-то долгах и кэш-флоу? Она только чувствовала, что он предал ее в такой день.
Джон видел, что Одри не способна его услышать. Он знал, что, наверное, должен был говорить о другом, но он сам был на грани. Он так рассчитывал на ее поддержку. Но она погрузилась только в свою собственную проблему, о боже, что он говорит, в какую «собственную проблему», это не проблема, это их общий ребенок.
– Одри, ну скажи хоть что-нибудь. Я знаю, что виноват, но ошибки в бизнесе случаются. Это естественный риск, это не конец света, я всё поправлю. Просто мне нужно время. Это будет трудное время, и я даже сейчас не готов сказать, как долго оно протянется.
– Джон, ты говоришь не о том. У нас будет ребенок. Утебя финансовые трудности, что-то изменилось, я понимаю, но сейчас это не важно. Не о твоем бизнесе сейчас речь, а о нашем ребенке.
– Одри, я, черт возьми, не говорю о «моем бизнесе», я говорю о нашей с тобой жизни. Ты хоть понимаешь, что я не могу позволить себе и малой части того, что мы в данный момент имеем, не говоря уже о том, что мы себе запланировали?
– И поэтому ты уже не хочешь ребенка?
– Да не мели ерунды. Это жестоко и глупо так говорить. Хочу, не хочу… Еще до того, как ты вышла из ванной, я уже сидел здесь, чувствуя себя свиньей, что разрушил твою мечту о доме, что мне теперь года два надо будет выкарабкиваться из этой ситуации, а тут еще и ребенок. Я не знаю, как все это разрешить. Я ни слова не сказал, что не хочу ребенка, кстати.
– Джон, ты говоришь о деньгах, а не о той жизни, которая внутри меня. Ты даже не спросил, как я себя чувствую, ты не думаешь, как нам всё надо теперь переигрывать и со свадьбой, и с медовым месяцем.
– Я говорю не о деньгах, я говорю о том, что ты не понимаешь происходящего. Какие две недели на юге Франции? Забудь об этом. Какие срочные поиски дома? Я даже няню не в состоянии буду оплатить в ближайший год.
– Ты можешь мне просто ясно сказать, ты хочешь ребенка или нет?
– Конечно, хочу, но…
– Ты сказал «но»!
– …но надо смотреть на вещи реально. У нас будет ребенок, я рад, правда. Уже рад. Но надо сохранить компанию. Хотя бы для этого.
– Тебе компания важнее, я понимаю.
– Слушай, это чудовищно, что ты говоришь, дико противопоставлять ребенка компании.
– Я – чудовищна? А ты? У тебя все приоритеты шиворот-навыворот.
– Одри, давай попробуем еще раз. Послушай меня спокойно. Мы будем вместе ждать ребенка, раз уж ты так этого хочешь. Это будет очень и очень трудно, и я по-любому буду делать всё, что смогу, чтобы спасти компанию, потому что я должен и тебе, и ребенку создать условия. Ты сейчас ничего не говори, просто подумай, что реально, а что нет. Не отвечай сразу, ладно, детка?
