В этот самый момент в скорую помощь на полном ходу врезался грузовик. Степановна летела в волшебном белом пространстве, ей было легко, вокруг были родные любимые лица, которые держали веточки сирени и махали ей вслед. Запах весенних ароматов и невесомость дарили бабулечке блаженство и счастье…
Во всех новостных лентах было написано: «В девять часов вечера на трассе автомобиль скорой помощи попал в аварию. Семидесятилетняя пенсионерка, которую, ранее сбил трактор и которой требовалась срочная врачебная помощь, в аварии не выжила». От смерти, как говорится, не уйдёшь.
Весёлая фамилия
В одной конторе работал простой русский мужичок Иван с фамилией подходящей, Дондебор. Обитатели давно привыкли к его неоднозначной интерпретации семейного достояния. Иван же занимал такую должность, что без него иногда работа просто вставала намертво. Именно поэтому Дондебор пользовался популярностью среди приходящих и уходящих посетителей, которые не могли выучить эту сложную фамилию.
Кто-то даже завёл специальную тетрадку, в которой фиксировал все предлагаемые варианты. В списке их было около тридцати.
Этот кто-то вывешивал на двери офиса бумажки, на которых писал: «Дондебора не будет до пятницы. Дондебор отсутствует. Дондебор выехал на объект». Но никто эти писульки не читал, и в двери то и дело появлялись личности, которые спрашивали:
– Кто из вас Бомбардир?
– Мне нужна подпись Бракодела…
– Как я могу увидеть Даздрамага?
– Во сколько вернётся Волгадон?
Как вы понимаете, весело было слышать различные трактовки фамилии чиновника, кто-то пополнял свою тетрадку новыми записями, другие просто развлекались, отрываясь от рутинной работы и обсуждая очередной шедевр народного творчества.
Так повторялось каждый божий день. Кто-то в очередной раз, не выдержав склонения фамилии Ивана, написал большой плакат: «Выучите для начала, как зовут начальника – Дондебор, затем заходите!»
Один бедолага минут пятнадцать ходил по коридору, учил-учил, запоминал-запоминал, а в офис зашёл и с перепугу выпалил:
– Я к Драбадану, можно?
Жир-трест
Четыре часа в электричке от Владикавказа до Минеральных Вод, наверное, совсем небольшое время по сравнению с жизнью нашей Вселенной. Особенно оно быстро пролетает, когда наблюдаешь за людьми, которые уникальны не только внешне, но и в поведенческих и бытовых вещах.
Мне повезло, время пролетело быстро, потому что передо мной сели бабушка с внуком, лет десяти. Картина, как говорил один художественный персонаж, маслом. Мальчик был чрезвычайно толстым, мы таких в школе называли жир-трест. Он действительно был слишком пухлым для своего возраста, не таким ужасным, каких много в Америке, но и по нашим меркам уж очень выпадал из общих трендов. Первоначально мне подумалось, что у мальчика какая-нибудь болезнь, но это оказалось не так.
Ещё поезд не успел тронуться с места, как во рту у паренька появился чупа-чупс, конфета, размеры которой отличались от маленьких, их можно встретить в любом кукольном продовольственном магазине. Она была раза в три больше. Мне, большому дяде, понадобилось бы часа три, чтобы её съесть, не меньше. Но нашему герою это удалось сделать за считанные минуты.
Как только палочка от съеденной конфеты очутилась в руках у бабушки, наш мальчик принялся употреблять толстую российскую пиццу. Вот за что я люблю наш общепит – это за обилие жирного майонеза и толстое-толстое тесто. Огромная по размерам пицца была аккуратно предварительно разрезана на кусочки, ровно на такие, что аккурат вмещались в чреве проголодавшегося, видимо, ещё до рождения, мальчугана. Также, как и с чупа-чупсом, с итальянским пирогом наш герой управился быстро. А поезд, наконец, тронулся. Пассажиры прильнули к окнам, горы на горизонте опоясались красно-бордовыми одеяниями. Закат был великолепен и как всегда неповторим. Наслаждение получали каждую минуту от заострённых вершин и отблесков угасающего солнца, от белоснежных, нетронутых, девственных гор, которые в закатном сиянии казались ещё более загадочными и неприступными, от красоты горизонта, который дарил удивительные рериховские пейзажи. Горы окаймлялись всеми оттенками красного цвета. Нежно-алые и розовые доминировали над кумачово-кровавыми и тёмно-бордовыми. Как это ни парадоксально, ни один фотоаппарат, ни одна фотография не может передать великолепия окончания этого январского дня. Сознание туманилось от первозданности и непорочности природы, чистоты и благородности Кавказского хребта.
