– Девочка, я не знаю, кем ты себя возомнила, но ты лезешь не в свое дело, – предупредил папа.
– Как и вы, – ответила Шей, выпрямляясь.
Если она и нервничала, то не показывала этого. Она держалась твердо и стойко.
Я прочистил горло:
– Слушай, ты через многое прошел, так что мы больше не будем тебя отвлекать. Я рад, что ты в порядке, папа. Желаю тебе всего наилучшего.
– Не называй меня папой. У тебя нет никакого стремления вернуться к своим семейным корням, следовательно, ты мне больше не сын. Ты для меня никто. Не возвращайся сюда. Я больше не хочу тебя видеть.
Он молча отвернулся и уставился в окно.
Шей посмотрела на отца, сбитая с толку его холодностью, но для меня это было не в новинку. В нашу последнюю встречу он сказал, что не удивится, если я покончу с собой. Я не был шокирован тем, что он остался таким же резким – даже после того, как едва не умер.
Сердце моего отца повредилось задолго до приступа.
Мы развернулись, чтобы уйти, но отец снова заговорил:
– Он сделает тебе больно, и в конце концов ты останешься в дураках.
Слова явно были адресованы Шей – его последняя попытка меня ранить. Я взял Шей за руку и увидел в ее глазах огонь – она была готова драться, но оно того не стоило. Он того не стоил.
Когда мы вышли из комнаты, нас встретил встревоженный взгляд Эйприл:
– Вы его не утомили? Его сердце уже столько пережило. Ему не нужен дополнительный стресс.
Я не сказал ей ни слова.
Я все еще прокручивал в голове папины нападки.
Не позволяй его словам засесть в твоей голове, Лэндон. Будь выше этого. Будь сильнее.
Шей бросила на Эйприл взгляд, полный отвращения, и наклонила голову, прищурившись:
– Надеюсь, ты никогда не изменишься, потому что отец Лэндона не выносит людей, способных на личностный рост. В противном случае будь осторожна. Ему нужно только то, что согласуется с его собственными ожиданиями.
Мы ушли, оставив ошеломленную и растерянную Эйприл в пустом коридоре.
Что бы ни случилось с моим отцом, это ее проблемы.
Когда мы вышли на свежий воздух, лучи утреннего солнца скользнули по нашей коже. Шей крепко меня обняла.
– Мне очень жаль, Лэндон. Я и подумать не могла, что твой отец – самый настоящий монстр. Трудно поверить, что он остался таким жестоким даже после того, что с ним произошло. Мне казалось, что близость смерти смягчает людей.
– Мой отец способен на смирение так же, как на любовь, то есть не способен вообще.
– Он наговорил тебе ужасных вещей.
– Ох, если бы я получал по доллару каждый раз, когда отец говорил мне что-то жестокое, я был бы достаточно богат, чтобы не обращать на него внимание, – пошутил я.
Я потянулся вперед, чтобы открыть пассажирскую дверь ее машины, но Шей остановила меня, положив руку мне на плечо.
– Лэндон, ты же знаешь, что все, что он сказал, – неправда, да?
– Все в порядке, Шей. Это просто слова. Ничего больше.
– Да, но, пожалуйста, пообещай мне, что ни на секунду не поверишь в то, что он говорил.
Я одарил ее нерешительной улыбкой. Она нахмурилась, взяла обе мои руки в свои и приложила их к моей груди. Она повторяла слова, которые сказала мне в ту самую ночь, когда я впервые показал ей свои шрамы.
– Ты умный. Ты талантливый. Ты красивый. Ты хороший, Лэндон Харрисон. Ты такой хороший, что одна мысль о том, что кто-то в этом мире может думать иначе, причиняет мне боль.
Боже. Как она это сделала? Как она смогла успокоить мои беспорядочные мысли?
