– Я боюсь, что это отразится на нем, на его психике. Вы знаете, чем это может обернуться для Лэндона. Он прошел через столько дерьма, и наконец ему стало лучше. Он шел на поправку, но я чувствую, что случившееся может свести его прогресс на нет, – сказал Эрик. – Он зашел так далеко, но черт возьми. Это тяжело. Я не знаю, сможет ли он все это выдержать.
– Я в порядке.
Мы все повернулись к Лэндону, стоящему в коридоре. Руки засунуты в карманы, а плечи сгорблены.
– Вам не нужно об этом беспокоиться, – добавил он, постукивая пальцами по голове. – Я в порядке.
– Чувак, тебе не обязательно делать вид, что все хорошо, – ответил ему Хэнк. – Твой отец скончался, и это непросто пережить.
– Как ты и сказал, Хэнк, он был придурком и обращался со мной как с дерьмом. Мне лучше без него. Он сам не хотел меня любить.
Эти слова болезненно отозвались в моем сердце. Я встала и подошла к Лэндону:
– Что мы можем сделать? Как мы можем помочь?
– Для начала вы все можете перестать хандрить, – произнес он, потирая рукой под носом. – Я в порядке. Эрик, я знаю, ты проделал долгий путь, но в этом не было необходимости. Я уже отправил Грею сообщение и сказал ему не приезжать. У него достаточно собственных проблем – ему не нужны еще и мои. Я просто немного посплю. Вы все можете идти домой.
Он развернулся и направился обратно в мою спальню.
Я оглянулась на наших друзей, мрачно смотревших вслед Лэндону.
– Мы остаемся здесь, – строго сказал Эрик. – И никуда не уезжаем. А теперь давай, – он указал на коридор, – иди и позаботься о нашем мальчике.
Я кивнула в знак согласия и повернулась, чтобы пойти в спальню. Каждый шаг казался невыносимо тяжелым. Я не знала, как помочь Лэндону, как дать ему то, в чем он нуждался, потому что он ничего не говорил. Он не открывался. Он не впускал внутрь ни меня, ни кого-либо другого.
Когда я вошла в комнату, я увидела его свернувшимся в клубок. Он лежал с закрытыми глазами и обнимал одну из моих подушек. Он выглядел таким хрупким, таким разбитым.
Я заползла на кровать и легла позади него. Обвив его своим телом, я прижалась к нему, чувствуя его холодную кожу.
– Тебе не обязательно это делать.
– Делать что?
– Держать меня.
В этот момент я прижалась к нему сильнее. Я знала – в моменты, когда люди говорят, что их не нужно держать, это необходимо им больше всего. Так было с моей мамой, когда она плакала ночами из-за предательства отца. Я забиралась к ней в постель, заключала ее в свои объятия и крепко прижимала к себе.
То же самое я сделала для Лэндона, про себя думая о словах Мимы.
Sé valiente. Sé fuerte. Sé amable. Y quédate.
Будь храброй. Будь сильной. Будь доброй. И оставайся.
*
О дате похорон Лэндона не уведомили. Эйприл не отвечала на его сообщения, поэтому нам пришлось искать информацию самостоятельно. Когда Лэндон, его мама и я пришли в церковь, где проходили похороны, нас почти сразу остановили.
– Нет, – заявила Эйприл в своем траурном наряде.
Судя по ее опухшим глазам, она провела не одну бессонную ночь. Тем не менее ее волосы были собраны в безупречный пучок.
– Вам нельзя здесь находиться.
Лэндон засунул руки в карманы серых брюк и пожал плечами:
– Он был моим отцом. Думаю, у меня больше прав присутствовать здесь, чем у тебя.
– Ральф бы этого не хотел, – возразила она.
Выпрямившись и расправив плечи, мать Лэндона шагнула вперед:
– Не тебе решать, чего он хотел, а чего нет.
