Вот как оно, порой, бывало.
Уже Пушкин жил на «литературные» доходы, что и зафиксировано им в знаменитом: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать…»
Ленин никогда не продавал ни честь, ни совесть, ни свои убеждения, ни Отечество… Но рукописи своих трудов он продавал постоянно.
И их, представьте, покупали!
Они ведь того стоили – не как будущие ленинские автографы, а как полноценный продукт интеллектуального труда.
Конечно, ленинские литературные гонорары были скромными – их ведь издавали не тиражами Дарьи Донцовой, и издавали небольшие прогрессивные издательства, а не крупные издательские концерны. Но это были, всё же, гонорары, и то, как Ленин о них беспокоился, лишний раз убедительно опровергает глупую ложь о его содержании в эмиграции немцами или союзниками.
К тому же, как мы ниже увидим, с начала 1917 года литературные доходы Ленина несколько увеличились. Стали приходить деньги за издания, устроенные в издательства через Михаила Покровского – о чём мы уже знаем. Но кроме того шли и гонорары, устроенные через «Маняшу» – младшую сестру.
А вообще-то жизнь в Швейцарии у Ульяновых в зиму 1916–1917 года шла достаточно размеренно, и особо бурные перемены в ней не предполагались.
Глава 5. «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв…»
Начало 1917 года…
Нейтральная Швейцария – островок спокойствия и тишины в Европе, охваченной войной.
С одного бока у швейцарцев – имеющая фронт с Германией Франция. С другого – имеющая фронт с Россией и Сербией Австро-Венгрия. Сверху – Германия, застрявшая во Франции, где кроме французов держит фронт английский экспедиционный корпус… Снизу – хотя и вяло, но тоже ввязавшаяся в драку Италия со своими берсальерами, украшенными шляпами с петушиными хвостами.
Везде война, но в Швейцарии – непрочное спокойствие.
И в этой мирной Швейцарии – Ленин. Но не тот Ленин, о котором знает весь мир, а пока что всего лишь изгнанный царизмом из России российский подданный Владимир Ульянов, на европейский лад – Oulianoff, проживающий по адресу: 14>II. Spiegelglasse. 14>II. Zьrich (Suisse).
Кем он был тогда для мира, в который пришёл сорок шесть лет назад?
Скромный политический эмигрант, как говорится – широко известный в узких кругах… Не то что для Европы, в которой он вынужденно жил почти десять лет, но даже для России он был тогда никем.
Даже для хорошо знавших его по долгу службы чинов Охранного отделения и Департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи он был всего лишь лидером не очень опасной нелегальной партии, занимающейся пропагандистской деятельностью среди рабочих… Но и тут его влияние было не очень-то прочным, потому что в ходе войны партийные оппоненты Ленина – меньшевики, вошли в России в военно-промышленные комитеты, и это позволяло им усиливать свои позиции в рабочей среде.
Конечно, Ленин, и находясь в меньшинстве был более опасен для царизма, чем меньшевики. Это жандармы понимали. Его сила была в решимости, в непримиримой принципиальности там, где быть непринципиальным означало скатиться на уровень политиканства. Однако жандармы понимали и то, что даже с Лениным большевики моря сейчас не зажгут – не те силы.
Бомб большевики в царских сановников не бросали, не бросают и бросать не собираются, так что жандармы больше опасались эсеров с их Боевой организацией, с их бомбистами-смертниками и с их влиянием в крестьянстве, да ещё и в зажиточном крестьянстве!
