Вернувшийся в столицу император потребовал, чтобы Комиссия еще раз допросила Пушкина, и предписал ей «сказать моим именем, что, зная лично Пушкина, я его слову верю. Но желаю, чтобы он помог правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина, выпуская оную под его именем».
История не сохранила для нас письмо Поэта с объяснениями монарху, зато осталась резолюция Николая I: «Мне это дело известно и совершенно кончено». Так человека чести, заложника совести и слова царь до самого гроба повязал своею «милостью» и «прощением», учредив заодно негласный надзор за каждым его движением, что не помешало, однако, через девять лет состояться смертельной дуэли, а быть может, впрямую и помогло ей совершиться. Вот такой отсроченный приговор получился… Узнаете стиль тиранов всех времен и народов от сатрапов до Сталина? Но это уже переход в иную тему.
Называть Пушкина атеистом так же смешно, как и истовым христианином. Мы тоже почти все когда-то были пионерами, затем комсомольцами, иные затем стали коммунистами. Пушкин есть Пушкин без всяких идеологических ярлыков. Он гораздо выше этого. Я перечитываю пушкинские строки его и вслед за ним воспаряю духом, но не к «небесам Господним», а к высотам человеческого разума, гуманизма, добра, справедливости и свободы. Той самой свободы, которую он воспевал как залог процветания русского народа.
Вот на такие мысли, и не только на эти, подвигла меня вышеупомянутая «презентация».
А хороша все же у Александра Сергеевича «Сказка о попе и о работнике его Балде»! Там и урок есть, как водится, в конце сказки всем людишкам, жаждущим поскорее стяжать искомые блага: «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной». И уж вовсе ни к чему махать кадилом перед Солнцем Поэзии, каковым является Пушкин. Да и запах не тот…
«Амурская правда», 5 ноября 1996 г.
Совесть – не разменная монета2 Писатель – совесть человечества. Однако бесспорность этого высказывания относится лишь к истинно талантливым людям, служащим своей планиде не ради куска хлеба, а потому, что иначе жить не могут. Посему писательский труд – подвижничество, но никак не способ скоротать досуг в стремлении к легкой славе «сочинителя». И чем труднее живется народу, а значит и писателю, тем ярче на этом темном фоне высвечивается его истинная сущность.
Давно читаю книги Николая Фотьева, с интересом знакомлюсь с его публицистикой, раскрывая страницы газет, ожидаю встречи с его новыми остроумными баснями и сатирическими стихотворениями. Дорожу личным общением с этим человеком, уже давно заслужившим право называться классиком амурской литературы благодаря широте творческого диапазона, высокой художественности и всё прозревающей мудрости. И никакого священного ужаса и трепета не испытываю при написании этого слова – «классик», к чему и вас призываю в сердечной дружелюбности. Хотя и не навязываю своего мнения.
Так уж вышло, что статья Н. Фотьева «Искусство и рынок», опубликованная в газете «Амурская правда» 25 января с. г., попала в мои руки месяцем позже. В тот день мы были поражены страшным горем, обрушившимся накануне: кончиной известного русского писателя, нашего земляка Бориса Машука. Похоронные хлопоты отодвинули все на второй план, душа разрывалась от невосполнимой утраты и страшной необходимости поверить в случившееся. Такие потери с особой силой подчеркивают краткость и бренность нашего телесного бытия, но они же, напротив, свидетельствуют и об ином: насколько достойно и наполненно, честно и бескорыстно человек потратил свои дни на земле.
