Леонардо да Винчи - страница 14

В записных книжках Леонардо редко упоминает о собственных чувствах, поэтому трудно понять, обрадовал ли его тот переезд. Однако сочиненные им басни иногда позволяют догадаться о том, что он думал и ощущал. Одна басня рассказывает о печальной одиссее камня, который лежал на возвышенном месте, на краю рощи, в окружении разноцветных цветов, – иными словами, в месте, напоминавшем Винчи. И вот, поглядев на множество камней, лежавших внизу на дороге, одинокий камень решил присоединиться к остальным. “Что делать мне с этим растеньями? Хочу жить вместе с теми моими братьями”, – сказал камень. И скатился вниз. “Когда же полежал он так недолго, – продолжал свой рассказ Леонардо, – взяли его в неустанную работу колеса повозок, подкованные железом ноги лошадей и путников; тот его перевернет, этот топчет, порой поднимется он на малую высоту, иногда покроет его грязь или кал каких-нибудь животных, – и тщетно он взирает на то место, откуда ушел, на место уединенного и спокойного мира”. Из этой басни Леонардо выводит следующую мораль: “Так случается с теми, которые от жизни уединенной, созерцательной желают уйти жить в город, среди людей, полных нескончаемых бед”[51].

Среди записей Леонардо можно найти еще много похвал сельской тиши и одиночеству. Так, начинающему живописцу он советовал “покидать свое городское жилище, оставлять родных и друзей и идти в поля через горы и долины”. В другом месте он замечает: “Если ты будешь один, ты весь будешь принадлежать себе”[52]. Эти восхваления сельской жизни романтичны и – в глазах тех, кому дорог образ одинокого гения, – весьма привлекательны. Однако от них веет чем-то сказочным. Леонардо провел почти всю жизнь во Флоренции, Милане и Риме – шумных, оживленных центрах творчества и торговли, где его всегда окружали толпы учеников, товарищей и покровителей. Он сам редко удалялся в загородную тишь и еще реже имел возможность долго жить там в полном одиночестве. Ему, как и многим художникам, нравилось общаться с людьми самых разных интересов, и он заявлял (охотно противореча самому же себе в записных книжках): “Рисовать в обществе много лучше, чем одному”[53]. Наклонности деда и дяди, наслаждавшихся покоем сельской жизни, Леонардо запомнил навсегда, но сам все-таки жил по-другому.

В первые годы во Флоренции Леонардо жил вместе с отцом: тот дал сыну начальное образование и вскоре подыскал ему и хорошее место подмастерья, и заказы. И все-таки сер Пьеро не сделал одной важной вещи, которая была вполне под силу нотариусу, имевшему неплохие связи: он не стал проходить юридическую процедуру, которая позволила бы ему признать сына законным. Для этого отцу и сыну нужно было просто явиться к местному чиновнику (по-итальянски conte palatino), облеченному соответствующими полномочиями, и подать прошение; сыну при этом полагалось опуститься на колени[54]. Решение Пьеро не делать этого особенно удивляет: ведь других детей у него к тому времени еще не появилось.

Возможно, одной из причин, почему Пьеро не узаконил Леонардо, была его надежда когда-нибудь иметь наследником сына, который продолжит семейные традиции и станет нотариусом, а когда Леонардо исполнилось двенадцать лет, уже было ясно, что у него склонностей к этой профессии нет. По словам Вазари, Пьеро заметил, что сын “никогда не оставлял рисования и лепки, более всего волновавших его воображение”. Кроме того, в уставе гильдии нотариусов имелось правило (обойти которое, вероятно, было нелегко), возбранявшее членство даже для тех внебрачных сыновей, которые впоследствии были признаны законными. Так что Пьеро явно не видел никакого смысла в этой юридической процедуре. Не узаконивая Леонардо, он еще надеялся произвести на свет другого сына, который унаследует его профессию. Через год Пьеро женился на дочери видного флорентийского нотариуса, но лишь после третьей женитьбы (в 1475 году) – на девушке, которая была на шесть лет младше Леонардо, – у него появился законный наследник, со временем действительно ставший нотариусом.