– Идет, – прозвучал голос довольно равнодушно, и мне на голову шлепнулся конец толстой веревки.
Я подергал ее – довольно крепко. Вылез.
Она стояла на камне, и мы очутились нос к носу. Единственное, что я смог разглядеть в темноте, были глаза, и без того огромные, да еще обведенные черной краской, так что казалось, что на лице, кроме глаз, вообще ничего нет. Я не ошибся в возрасте – ей было лет четырнадцать, не больше.
– Ну? – сказала она.
Я пожал плечами, без особого энтузиазма сгреб ее в охапку и потащил к расщелине.
Вероятно, я сделал ей больно, когда стиснул ее в своих лапах, потому что страшно замерз и движения мои были резки и неловки. Но она ничего не сказала мне, а только замерла и закрыла глаза. То, что сначала показалось мне краской, было неправдоподобными, как у Элефантуса, ресницами.
Я почувствовал, что делаю что-то не то, и опустил ее на камень. Сам присел на корточки перед ней:
– Испугалась?
Она резко вскинула подбородок:
– На языках древнего востока «джинн» означает не только «волшебник», но и…
– Дурак, – закончил я.
– Холодно? – спросила она.
– Холодно. – Я не видел смысла притворяться.
– Летим в Хижину. У меня с собой ничего нет.
– Спасатель! – сказал я.
Она не потрудилась ответить.
– А что такое Хижина?
– Наша база. – Она пошла к мобилю, висящему в полуметре над камнями.
«Любопытно, что это еще за детский сад в горах?» – подумал я. И тут вспомнил, что меня ждут, что ни в какую Хижину я лететь не могу и приключения этой ночи должны окончиться.
– Послушай, – сказал я, подходя и облокачиваясь о крутой бок мобиля. – А ведь мне нужно домой.
– Мама волнуется?
– Нет, – сказал я, – не мама. Жена. – И сам удивился своим словам.
Я назвал Сану женой. Впервые назвал женой. Раньше я называл ее – Моя Сана. Но почему-то перед этой девчонкой я назвал ее – жена. Лучше бы я ничего не говорил.
Я посмотрел на свою спасительницу. Глаза стали еще больше, и уголки их испуганно приподнялись. Она быстро проскользнула внутрь мобиля.
– Вот, – она протянула мне синеватую коробочку фона. – Свяжитесь с Егерхауэном.
Я машинально взял коробку. Егерхауэн… Сейчас я прилечу туда, и обо мне начнут заботиться. Сана встанет, если только она вообще ложилась в эту ночь, подымет Элефантуса и всю компанию его роботов, включая Патери Пата, и они начнут измываться надо мной, оберегая меня от всех болезней, которые я мог подхватить, гуляя ночью по горам.
– Кто это? Кто это? – Голос молодой, звенящий тревогой, голос Моей Саны наполнил маленький мобиль. – Включите экран! Кто передает?
– Это я. – Разумеется, я постарался, чтобы мой голос звучал как можно веселее и спокойнее. – Я немного заблудился, но меня спасли раньше, чем я успел испугаться или замерзнуть.
– Ты уже в Хижине?
– Да, – сказал я, – не волнуйся. Я уже в Хижине. Сейчас я выпью чашку кофе и вылечу домой.
– Нет, нет, – живо возразила она. – Не вздумай лететь ночью. Жду тебя к завтраку.
– А ты не будешь волноваться?
– Теперь я за тебя спокойна. Там ведь Илль.
– Ну тогда доброй ночи.
– Доброй ночи, милый.
Я подержал еще немного в руках коробочку, теплую от Саниного голоса, потом повернулся к моей спутнице и постарался изобразить на своем лице, что вот, я ни в чем не виноват, просто судьба мне сегодня посетить эту самую Хижину. Но выражение ее лица было печально и строго, она не принимала больше моей игры и как бы оставляла меня один на один с правом решать, что честно, а что нет.
