Дров осталось всего ничего, а проводник не мог позволить свету иссякнуть, поэтому взялся за топор и прихватил с собой фонарь. Огонь должен гореть всегда, даже когда Егеря в хижине не было.
Поваленные деревья лежали словно побежденные великаны, некогда могущественные, но утратившие силу и былую мощь. Каждый замах топора больше не отдавался болью в поверженном деревянном теле, и души в нем не было. Некогда живое, оно больше не дышало, и было пригодно только в пищу огню. То же самое происходит со всеми живыми существами, когда душа или дух покидают тело, они остаются всего лишь сломленной оболочкой.
Дров уже хватало с лихвой и Егерь присел на изувеченный пень перевести дух. Он достал монету и по-привычке начал крутить в пальцах. Через какое-то время он ощутил чье-то присутствие и настойчивый взгляд.
– Выходи, – сказал мужчина, не поворачивая головы. – Я тебя чувствую, если это можно так назвать. Чего тебе нужно?
– Чего еще может желать неупокоенная душа? – согнутая старческая фигура присела на пень неподалеку, находясь в поле видимости, но все же на безопасном расстоянии от фонаря.
– Я не помощник здесь.
– А я и не прошу, – ответил старик, улыбаясь. Странно, что он еще мог это делать. – Я никуда не спешу. Я жду своего часа. Никогда не видел таких монет.
– Они существовали еще до твоего рождения, – ответил Егерь, убирая металлический кругляшок в карман.
– Сколько же тебе лет? – с наигранным интересом спросил старик.
– Да уж постарше тебя буду, – Егерь понимал, что старик и так это знает.
– Скажи-ка мне вот что, проводник, каково это возвращаться в пустой дом, где никто тебя не ждёт? Что тебя здесь держит?
Егерь не ответил, но поднялся и начал собирать дрова.
– Ты не живой, но вроде и не мертвый, – продолжил старик. – Ты нечто. Ты переправляешь души на другой конец леса, но почему?
– Это моя работа, – сухо ответил Егерь, закидывая очередное полено на уже сгрудившуюся в руках стопку. – Освещать дорогу душам.
– И неужели тебе никогда не было интересно, что там, за бугром, куда ты отводишь этих несчастных? – хитро улыбнулся старик.
Егерь смахнул черную жесткую прядь волос, норовившую залезть в синие глаза.
– Иди уже, старик…своих дел нет?
– Какие могут быть дела у мертвого? – Хохотнул тот. – И меня зовут Михаэль, а не старик.
– Мне все равно, – огрызнулся Егерь, увидев, что фонарь вспыхнул и заморгал – душа вошла в лес. – Не до тебя мне.
Мужчина бросил дрова кучей и, захватив синий огонь, отправился вглубь леса. Сначала деревья вставали перед ним непроходимой стеной, но затем слегка расступились. Фонарь замерцал сильнее, Егерь услышал вопль и навстречу ему кто-то выскочил, продолжая вопить. Этот кто-то споткнулся о корни выступающих деревьев и растянулся у ног проводника.
– Мужик, эта хрень двигается! Там в лесу! Ты видел это?! Видел?!
Егерь молча наблюдал, как мужчина, барахтаясь в сугробах, пытается подняться на ноги, извергая из себя странные слова. Наконец, когда ему это удалось, проводник понял, что перед ним вовсе не мужчина, а юноша. Телосложение его было далеким от атлетического и больше напоминало высокий скелет. Длинные волосы лезли в глаза, а в ушах зияли огромные дыры, заключенные в металлические обручи. Над правой бровью растянулась надпись на незнакомом Егерю языке, а на щеке чернело пятно, отдаленно напоминающее рисунок. Мужчина разглядывал юношу не то, чтобы с интересом, но с долей любопытства.
