По книгам Онегова я усердно учился азам наблюдения за птицами и зверьем. Ни один урок натуралиста не проходил даром. Прочитав повесть «Черепок» в книге «Еловые дрова и мороженые маслята», я понял, что, собираясь в поход в лес, следует обязательно брать с собой блокнот и карандаш. Записать увиденное – значит, сохранить в памяти достоверные детали и факты. Но фиксировать нужно не только собственные открытия, но и рассказы других очевидцев. Так делал сам Онегов. В книге «Здравствуй, Мишка!» он, к примеру, вспоминает рассказ лесника Виктора Герасимова о том, как умирают медведи на лесной тропе. Та история запоминающаяся и выглядит так – они «вытягивают впереди себя последний раз уже слабеющие совсем лапы и тяжело опускают на землю между лапами большую, лобастую голову».
Научил меня Онегов и составлять карты лесных прогулок. На моих чертежах были отмечены гнездовья филинов и вяхирей, токовища тетеревов и глухарей, грибные и ягодные места. Карты Онегова, безусловно, были поважнее и посолиднее – на них были нанесены и границы Медвежьего Государства, и расположение трех медвежьих домов, в том числе владения Черепка.
Иногда перед тем, как отправиться в далекий лес и понаблюдать за животными, я перечитывал некоторые страницы его книг. Они вдохновляли, напутствовали, звали в дорогу. Я брел березняками и повторял только что прочитанные строки любимого писателя: «Были встречи с озерами и реками, с людьми и зверем. Но эти встречи пока не остановили меня, не остановили рядом с собой надолго, и я шел и шел дальше, мечтая добраться до настоящих нехоженных дебрей, до самых глухих озер, где до меня давно уже никто не ловил рыбу. И чем дальше я шел, тем отчетливей понимал, что там, в настоящем лесу, придется мне все время жить бок о бок с соседями, серьезными и сильными, может быть, и опасными, если я смогу ужиться рядом с ними. Что делать, если хозяином в настоящем лесу живет пока ещё бурый медведь».
Если я забывал, как можно обнаружить скрывающегося в зарослях зверя, то садился на пень, открывал рюкзак и доставал книгу Онегова и заново читал, подбадривая себя его уроками. А он писал откровенно и увлеченно: «Уже потом, когда смело бродил по тайге, шагал по медвежьим тропам, я научился почти безошибочно определять, что медведь находится рядом со мной. Помогали мне здесь и слух, и обоняние – у медведя, как и у каждого животного, есть свой особый запах, и этот запах большого всеядного животного можно уловить при некотором опыте на значительном расстоянии. Помогало мне заранее узнать о близости зверя и ещё какое-то не всегда точно определенное чувство, которое я называл для себя чувством зверя… Ты ещё вроде и не слышал легкого треска сучка под медвежьей лапой, вроде ещё и не уловил запах зверя, но уже точно знаешь, веришь сам себе, что зверь рядом, что он идет в твою сторону, приближается… И я почти никогда не ошибался».
Кроме меня, у Онегова было много почитателей его редкого таланта. Они заваливали его письмами, отзывами, приглашениями на встречу. Были среди читателей и те, кто сам писал и издавал книги. Один из них – Владимир Личутин, известный русский писатель, крупнейший летописец Севера и его обитателей поморов. В сегодняшней литературе ему нет равных ни по знанию жизни местного населения, ни по стилистике и образности языка. Стоит прочитать из десятка популярных и премированных его книг хотя бы одну «Душа неизъяснимая», как сразу понимаешь грандиозный масштаб таланта. Именно в этой книге есть и потрясающие по своим наблюдением и описаниям рассказы о медведях, и добротный очерк про коллегу «Анатолий Онегов. В гостях у хозяина».
