Саят постучал в дверь.
– Да иду, я иду, – проворчала старушка.
Он дернул ручку и, к его большому удивлению, дверь отворилась.
– Сколько раз я тебе говорил, закрывай входную дверь! Проверяй, закрыла ты дверь или нет! А если воры или не дай Бог кто еще зайдет…
– Эх! – выдохнул мама и отмахнулась. – Забываю я. Хорош ворчать как старик, заходи.
Татьяна Сергеевна с сыном прошли на кухню. Старая двухкомнатная квартира. Советский стиль, но с новым диваном и электроникой, напоминавших о настоящем времени. В прошлом здесь жила вся семья. Саят не мог оторвать взгляд от матери. Он ужаснулся тому, как же сильно она изменилась. Престарелая худая женщина с седыми волосами. Ее лицо будто иссушилось, глубокие морщины оккупировали ее нежную кожу. Тяжелые годы жизни сделали это с ней. Но несмотря на все что случилось, мамино лицо излучало нечто прекрасное и спокойное.
Она открыла холодильник и начала укладывать продукты. Саят уселся за стол.
– Я тебя разбудил?
– Да, – устало ответила мама.
Обычно она ловко и даже в чем-то грациозно семенила из комнаты в комнату. Эта квартира – ее царство и постоянная среда обитания, в которой она знала все до каждой непримечательной мелочи, и помнила, когда каждую из вещей купили, и при каких обстоятельствах. От ее зоркого взгляда не ускользало и внезапные перемены в поведении людей и их внешности.
– На охоту ездил? – спросила она. При встрече она заметила, что куртка Саята перепачкана в грязи.
– Да. Давай чаю попьем.
– Как там мой внучок?
– Нормально, – угрюмо ответил Саят.
– А невестка?
Он промолчал и отвел взгляд.
– Горе ты мое луковое! Опять сбежала?
Неловкая тишина и ожидание. Это показалось наилучшим вариантом, исключающим ложь. Отстранившись, и заведя тем самым разговор в тупик, он осмотрел кухню. Взгляд его задержался на старой фотографии, прикрепленной магнитиком к дверце холодильника. Магнит с курорта Боровое удерживал тусклый снимок, на котором улыбались двое мальчишек в обнимку. Осень, голые деревья и кругом опавшие желтые и красные листья. Один мальчик – постарше и покрупнее, на нем черная кожаная куртка, а второй с румянцем на щеках, в шапке и в синем спортивном комбинезоне.
– Молчание – знак согласия, – проворчала старушка.
– Да, – сухо ответил он, – я бы поел чего-нибудь.
– Борщ есть и мяса немного, – предложила она.
– Хорошо.
Не прошло и пяти минут, как она не выдержала и снова подняла больную тему:
– Ну что там опять у вас?
Саят замялся. Он нервно поерзал на стуле и щелкнул языком.
– Ерунда. Она не хочет приютить свекровь.
– Да и черт с ней! У меня и без нее забот хватает.
– Мам. Признаюсь, что я не образец хорошего мужа. – он замялся на какой-то момент, а затем выпалил. – Короче, я влепил ей пощечину.
Татьяна в этот момент заносила чайник на плиту.
Грохот.
– Господи! – вырвалось у нее.
– Я обещал не быть как он…. Но с этого все и начинается. В следующий раз я просто уйду. Сделаю все, что угодно, лишь бы не навредить ей. Уйду или, может быть, расцелую ее в обе щеки. Да, так и сделаю.
Саят посмотрел на нее исподлобья и глаза его потускнели.
– А что ты думаешь об Алимжане?
Выражение ее лица резко сошло на полное отсутствие эмоции, лишь слегка дернулись левый глаз. Татьяна промолчала. Саят покачал головой, на что мать и не выдержала:
– Ой, заплачь мне тут еще. Он твой брат и неважно, что он сделал. Алимка – мой мальчик. А ты извинись перед Жанкой. Я тут сама как-нибудь справлюсь. Уж не первый год одна тут живу.
