Мировосприятие вернулось. Лежу на кровати. Вроде панцирной сетки, были когда-то такие коечки. Мне в Чечне довелось на такой спать. Смотрю в потолок… Ага, это похоже палатка. Санитарная видимо. Повернул слегка голову, вижу, в середине печка, а возле печки девушка, в каком-то доисторическом халате, завязанном на спине, и в сапогах, причём в кирзовых. «Бежит по полю санитарка, звать Тамарка, в больших кирзовых сапогах». Какая-то чушь в голову лезет и куплеты пошлые. Вроде песня такая имелась, не могу вспомнить, что за песня. Голова моя забинтована. Прямо как в песне «голова повязана, кровь на рукаве…», кажется, я даже знаю такую песню. Крепко приложился. Но ничего, шрамы украшают мужчину. Решил потрогать болячку, протянул руку к правой стороне лба. Ничего не чувствую под бинтом.
– Проснулась сердечная. Не переживай ранение не опасное. Правда ещё бы пару сантиметров и удар пришёлся бы в висок. Вот тогда худо. А так, лёгкое сотрясение и небольшой шрамик на память останется, – пояснила девушка, сидевшая возле печки.
– Ты кто? – прохрипел я.
– Я, Тамара, санинструктор. Марина Петровна велела за тобой присматривать.
– Ну ни хрена себе, – прошипел я, взглянув на сапоги Тамары, вспоминая вновь пошлый куплет про бегающую санитарку в кирзачах.
Мелькнула мысль, что я что-то пропустил. Что же это было? Вновь поднял руку и посмотрел на неё. Странно, рука то женская. Правда красивая такая ручка, нежная, ладошки красивые. Что?? Рука женская?! Что, сука, за шутки?! Я глянул на вторую руку. Такая же, только левая. В голове закрутились нехорошие подозрения. Я медленно положил обе руки на грудь. Под ладошками явно чувствовались упругие шарики. Хорошие такие шарики, с нежной кожей. Интересно какой размер? Второй или третий? ЧТО?? Мля! Это же сиськи! Я быстро сунул руки под одеяло, надеясь, что между ног всё в порядке. Ага, размечтался чукотский мальчик. Там ни хрена нет!! Точнее есть, но не то, что я ожидал. Сука! Сука! Сука! Это что за голос был, который тело обещал присмотреть? Кто так пошутил со мной? У меня даже не хватило сил закричать. А из глаз потекли слёзы. Слёзы? Мать, мать. Да что со мной? Я с младших классов не плакал, как бы не били в школе. Я впал в прострацию. Но реальность такова. Я баба, точнее женщина. Или мне сделали укол, и я брежу в больнице, под действием наркотика? Слышал от наркотиков глюки бывают, а потом ломки. Сам ни разу не пробовал. Санитарка забеспокоилась и убежала, с воплями и впереди собственного визга «Марина Петровна». Пришла врач, в белом халате, она что-то спрашивала, но я молчал, тупо уставившись в потолок палатки. В результате мне поставили укол, и я опять уснул.
Проснулся на следующий день, возможно к обеду. Ощущения пустого желудка, если выразиться по-простому, «жрать охота». Интересно сколько не ел? Я задрал руки и рассмотрев их, пришёл к выводу, что никакой это не сон. А самая что ни на есть явь. Или сумасшествие? Или, сука, наркотик не отпускает? Проверил между ног, изменений нет, ничего не выросло, пока я спал. Так же пусто, точнее есть, конечно, но орган для меня непривычный. То есть я, конечно, такими органами пользовался, но как правило, когда они были у других. Вот же засада. Попал так попал! И ведь теперь с этим жить. Появилась Тамарка-санитарка.
– Как вы себя чувствуете? Голова не кружится? – и смотрит так участливо.
Вот что ей сказать? Что я сумасшедший? Что я мужик и мне чудится, что я баба? Но сказал я совсем другое, неожиданно для себя. Чёрт, ведь и голос женский.
