– О, товарищ Панкратов. Вернулся, значит. Заходи. Ну, как там Москва?
– Да стоит Москва. Даже неплохо там – театры работают, парки, метро есть.
– А у меня для тебя хорошие новости. Заказали тебе пулемёты, и нам уже их обещали. Так что через неделю-другую будешь с оружием.
– Товарищ капитан, по-прежнему считаю, что ШКАСы для чайки оружие вспомогательное. Основное оружие – это эРэСы. О них что слышно?
– Слышно… Подвёл ты меня, лейтенант. Эти снаряды-то, оказывается, шибко секретные. Ко мне сразу особист дивизии: откуда знаю? Ну, рассказал, что есть такой москвич, Панкратов, а в Москве многое известно. В общем, не с руки мне в это дело соваться. Эх, испортил хорошее настроение. Одно слово – москвич… А я-то хотел о девушках с тобой поговорить, о театрах, в чём там ходят жене интересно…
– Кстати о девушках: я там познакомился, хотел жениться, но мне сказали, надо на это разрешение.
Капитан как кот доволен, щурится. Видимо, его настроение исправилось.
– Да, был недавно такой приказ. Ну, это к командиру или в дивизию. Значит, таки познакомился? А тут – нет разрешения, и пришлось вернуться?
– Я бы итак вернулся. Война скоро, надо срочно готовиться, а потом воевать. ЭРэСы нужны обязательно.
– Опять за своё… Вот не любят вас, москвичей, и я начинаю понимать, почему. Этак, если ты не угомонишься, то как с тобой и разговаривать. И о войне комиссар не советует трепаться, а об этих твоих снарядах – особист. И командир не хочет связываться. Так что ты бы попритих малость. Эх… Давай лучше о хорошем: техника тебе выделили. Специалист хороший, но с характером. А фамилия почти как у тебя – Панарин. Два пана будете. А звать его – Иван Прокопьевич. Иди, знакомься, а завтра полёты.
Кажется, настроение начштаба опять исправилось – шутка про панов ему явно нравится.
– Может, прямо сегодня и полететь для начала?
– Не спеши, налетаешься. Зайди лучше в столовую, не обедал, поди?
В столовой, как ни странно, меня помнят. Хотя я здесь два раза поел шесть недель назад. Покормили без возражений. Деревня, блин, дыра. Впечатлений мало, я для них что-то новое. Быстро ем и иду к своей чайке. Там мужик в грязноватом комбинезоне стоит.
– Товарищ Панарин?
– Так точно, товарищ лейтенант.
Протягиваю руку. – Давай уж на ты стразу. Нам вместе много работать, потом воевать. Я тебя буду Иваном Прокофьичем звать, а ты меня – как хочешь. Хоть Миша, хоть Михаил, хоть Михаил Семёнович.
Техник смотрит на меня несколько секунд, как бы оценивает. А потом делает знак рукой – отойдём, мол. Мы отходим метров на десять. Как бы теперь у нас разговор конфиденциальный. Хотя и у самолёта никого не было поблизости, и здесь чистое поле, так что чисто символический жест.
– Товарищ лётчик, а что у вас за самолёт?
– Экспериментальная чайка. Испытывали новое покрытие, в серию не пошло, дорого. А мотор – сам, наверно, посмотрел уже.
– Посмотрел. Аккумулятор, свечи, провода – всё не наше.
– С английского самолёта битого. Что-то и ещё могли по мелочи изменить, там мотористы мастера.
– Там много чего по мелочи, – техник смотрит на меня хмуро, даже исподлобья. Не верит. Впервые здесь моя версия не прокатывает. Ну не должен он точно знать, на что способны в Москве, да ещё и в головном КБ. А может, дело не в технике? Может, он чувствует, что я привираю? Такой вот чувствительный… Хотел было я уйти, но оборачиваюсь:
– Слушай, Иван Прокофьевич. Не знаю, в чём ты меня подозреваешь, и как тебе доказать, что я не шпион. Но делать я буду то, что сейчас скажу. До войны восемь месяцев остаётся, а мне ещё надо самолёт получше освоить, а главное – стрелять научиться. А потом буду воевать, и, вероятно, погибну за Родину за Сталина. Но до этого я хочу сбить фашистских гадов сколько смогу. А идти в бой без надёжного техника… Ты подумай, не хочешь со мной работать – попрошу другого.
