– Ой, милая, – говорит она, когда я раскладываю рис по тарелкам, – ты сварила в два раза больше риса, чем нам нужно.
– Простите, – отвечаю я, будто у меня это вышло случайно.
Я сажусь за стол последней, и взгляд Люка темнеет, пока он изучает мое лицо.
– Что с подбородком?
Я краснею, когда все поворачиваются посмотреть на меня.
– Оступилась на работе, – отвечаю я тихо.
Не знаю, зачем ему нужно было привлекать к этому внимание и почему у него раздуваются ноздри, как будто я только что соврала. Именно это я и сделала, но какой возможный злой умысел он в этом видит? Он что, думает, я подрабатываю госпожой? Или продаю наркотики по дороге домой? Где, черт возьми, я бы взяла на это время? Между тем он уплетает добавку приготовленного мной риса, как чемпион. Прощаю его еще до того, как признаюсь себе, что я в бешенстве.
– Чая со льдом нет? – спрашивает пастор.
– Ты хочешь кофеин так поздно? – волнуется Донна. Она иногда ведет себя с ним, будто он ее отец, а не муж, особенно после приема кардиолога прошлой зимой.
– Мне нужно вернуться в церковь на наставническую встречу, – напоминает он ей. – Хочу взбодриться.
Она смотрит на меня с извиняющейся улыбкой.
– Джулиет, милая, подашь чай?
– Можешь еще табаско прихватить, раз уж встала? – просит Дэнни, когда я перекидываю ноги через скамью.
У Люка снова раздуваются ноздри. Аллены все время вынуждают меня почувствовать, что я могу стать лучшей версией себя. А постоянный презрительный взгляд Люка говорит совершенно другое: «Джулиет, ты фальшивка. Это вообще не про тебя».
Я знаю, что не про меня. Но разве так плохо, что я хочу измениться? Что я до сих пор верю, что могу стать лучше, чем я есть?
– Ты святая, – говорит мне Донна, когда я все подношу.
Я сажусь и встречаюсь с жестким взглядом Люка.
– Ой. – Он поднимает молоко. – Кажется, пусто.
Смотрит с вызовом: «Давай, Джулиет. Будь хорошей девочкой и сгоняй еще разок. Мы все уже почти закончили есть, а ты еще и не начинала, но мы с удовольствием досмотрим твое представление до конца».
Когда он рядом, моя защита трещит по швам, я уже ощущаю, как старая плохая версия меня высовывается наружу.
– У тебя тоже ноги есть, – отвечаю я.
В его глазах вспыхивает огонек.
– Не очень-то учтиво с твоей стороны, Джулиет.
– Как и с твоей – удалиться с той блондинкой вчера вечером.
– Джулиет, – мягко упрекает Донна.
Люк выигрывает этот раунд. Он хотел доказать, что я дура, и у него получилось. К концу лета они все захотят, чтобы я и близко к ним не приближалась. Я хватаюсь за стол, готовясь подняться в третий раз, и внезапно чуть не плачу.
– Не надо, – вставая, рычит Люк. – Я сам.
Между мной и Люком до конца ужина повисает тяжелая атмосфера, а Аллены, похоже, даже не замечают. Они как маленькие рыбешки, которых окружили две белые акулы. До них дойдет, что произошло, только когда мы с Люком их всех уже проглотим.
* * *
Теперь почти каждый вечер мы проводим на пляже с компанией сёрферов – Калебом, Бэком и Харрисоном – богатенькими студентами колледжа, которые просто хотят посидеть с пивком и девушками у костра и поболтать о сёрфинге. Иногда приходит Либби – она тоже стала петь в хоре, – а когда ее нет, я чувствую себя белой вороной.
Может, потому что я не богатая. Может, потому что я не хожу в колледж или потому, что я не одеваюсь как другие девчонки и не веду себя как они.
Я не сижу у Дэнни на коленях. Не отпускаю шутки про минеты и никого не дразню по поводу предстоящей
