В десять она похлопывает по коленке меня, а потом Люка.
– Я иду спать. Уверена, у вас найдутся дела получше, чем сидеть здесь со старухой.
Она медленно идет по лестнице наверх, а меня охватывает паника при мысли, что я осталась одна с Люком. Я вскакиваю на ноги, оставляю его одного и запираю дверь своей комнаты.
Чувствуя себя немного в безопасности, я опускаюсь на матрас, медленно вдыхая и выдыхая, и прислушиваюсь. Запоминаю звуки, которые он издает, готовясь ко сну: льется вода, смывается унитаз, голые ноги шлепают по новому деревянному полу.
Его шаги замирают прямо перед моей дверью, и я затаиваю дыхание, словно молясь о чем-то. Он уходит, а я выдыхаю.
Я не знаю, что испытываю, – то ли глубокое облегчение, то ли глубокое разочарование. Возможно, и то и другое.
ИЮНЬ 2013
Я ни разу ни о чем не просила Донну за все полтора года, которые прожила под ее крышей. Но однажды, когда ребят еще не было дома, а к нам должен был прийти на ужин гость, я заметила, что она все равно готовит очень мало – этого едва ли хватило бы на нас четверых, а сегодня нас будет шестеро, – и не смогла промолчать.
– Люк голодный, – говорю я, сосредоточив взгляд на картошке, которую чищу, словно мои слова не имеют большого значения.
– Ты о чем? – рассеянно спрашивает она, уставившись в книгу рецептов.
– Люк всегда голодный. Он крупнее всех остальных. Ему нужно больше есть.
Она поднимает глаза и быстро моргает, не сразу понимая смысл моих слов.
– Я уверена, он бы сказал об этом.
Не знаю, смеяться мне или плакать. Он, конечно же, ни черта не собирается говорить, Донна. Он у тебя в гостях. Что он скажет?
Я выпрямляюсь, кладу нож на стол и поворачиваюсь к ней.
– Нет. Он не скажет.
Мгновение она меня изучает, пока я молча заставляю ее увидеть ситуацию такой, какая она есть, а не такой, какой она хотела бы ее видеть.
Она прикусывает губу.
– Не знаю, как пастор отреагирует на это. Мне нужно будет больше денег на еду.
Так я и думала. Этот дом арендует для них церковь, больше у них особо ничего нет. Я много раз замечала, как Донна сидит за столом утром и вырезает купоны на скидку; как волнуется, когда для рецепта нужно на пол чайной ложки больше какого-то дорогого ингредиента. Наверное, я должна была помогать с самого начала.
– Я буду добавлять свои деньги, – говорю я. Я откладываю, чтобы накопить на собственное жилье после выпуска, но Люк здесь только на лето, а мне еще учиться целый год. С меня не убудет.
Она качает головой.
– Джулиет, нет. Ты так много работаешь. Я не хочу так с тобой поступать.
Знаю, что не хочет. Но и пастор не хочет, чтобы я или Люк здесь жили. Он нас терпит, не более. Поэтому я все время у нее на подхвате, когда он приходит домой, а когда его нет, она постоянно уговаривает меня отдохнуть. Если она заговорит с ним о дополнительных расходах, всем нам может стать только хуже.
– Донна, это нормально. Это единственный выход.
Она хочет возразить. Я вижу, что хочет. Она открывает рот, но потом закрывает.
– Ты очень добра, – произносит она тихо.
Вскоре приезжает наш гость – племянник миссис Поффстедер в застегнутой на все пуговицы рубашке и с аккуратно причесанными тонкими каштановыми волосами. Грейди учится на последнем курсе Библейской школы и сможет работать пастором, как только пройдет годичный курс наставничества. Он ведет себя как ребенок, притворяющийся взрослым. Я не могу представить, кто захочет потратить в воскресенье целый гребаный час, слушая размышления двадцатидвухлетнего парня.
