* * *
Донне приходится взять пинцет, чтобы вытащить частички щебня и стекла из кожи. Я кусаю губу, напрягаю бедра и впиваюсь ногтями в ладони, чтобы отвлечься от боли.
– Худшее позади, – наконец говорит она, и я выдыхаю от облегчения. Она включает для меня душ, но медлит, когда подходит к двери. – Если… все было хуже, чем ты описала внизу, ты можешь рассказать мне. Никому больше знать не обязательно.
Чувствую, как глаза наполняются слезами. Она думает, что меня изнасиловали, и не хочет говорить Дэнни, если это так.
– Хуже не было, правда. Они едва остановили машину.
Она с сомнением на меня смотрит. Она, наверное, думает, что, если все легко обошлось, мне не следует так расстраиваться. И, может быть, она права. Может быть, я так реагирую, потому что не всегда удача была на моей стороне и память оставила на мне свои следы. И кажется, я никак не могу их смыть.
Когда я спускаюсь, Дэнни с Люком на кухне. Люк встает, и Дэнни, глядя на него, следует его примеру. Я думала, ссадины будут выглядеть получше после душа, но на лице Люка написано совершенно обратное.
– Привет, милая. – Дэнни осторожно протягивает руку, дотрагиваясь до невредимого бока. – Чувствуешь себя лучше?
– Как новенькая, – отвечаю я.
Я смотрю на Донну и пытаюсь понять, какая ей нужна помощь.
– Не смей! – рявкает Люк.
– Я просто помогу…
– Джулиет, – говорит он приказным тоном, какого я от него никогда не слышала, – сядь.
– Да, милая, – настаивает Донна, – конечно. Тебе надо сесть.
Прихрамывая, иду к столу, а Люк движется к моему месту.
– Меняешься со мной местами, – требует он. С его места на дальнем краю стола мне будет трудно подскакивать туда-сюда во время ужина.
Я открываю рот, чтобы возразить, но его глаза так опасно темнеют, что я закрываю его обратно.
– Какая была машина? – спрашивает он.
Я поднимаю глаза. Даже если Аллены верят, что мир справедлив, я знаю, как на самом деле, и подозреваю, что Люк тоже. Люди лгут. Люди всегда будут спасать свою шкуру. Даже если я буду знать марку, модель и номер машины. Если опознаю родинку на внутренней стороне бедра парня, а у меня под ногтями будут частички его кожи, он все равно сможет заявить, что это был несчастный случай или недопонимание, и все ему поверят.
– Не имеет значения. Даже если бы я их знала, они все будут отрицать, скажут, что я сама упала с велосипеда.
– Я знаю, – отвечает он. – Я просто хочу, чтобы ты мне рассказала то, что видела.
– Машина серебристого цвета. Небольшая. Понятия не имею, какой марки. С досками для сёрфа на крыше.
– Ты кого-нибудь из них видела?
Я закрываю глаза.
– Я помню только того, кто схватил меня. – Еще одно черное пятно в моей памяти. У него был такой холодный взгляд. Он видел, что у меня течет кровь, видел раздолбанный велосипед, порванную рубашку, но все равно смеялся. – У него был пирсинг в брови. На костяшках тату. Это все, что помню.
Гаражные ворота открываются, сообщая, что приехал пастор.
Донна хмурится.
– Нам лучше прекратить говорить об этом.
Люк резко поворачивается к ней.
– Почему это?
Она моргает, удивленная его тоном, потом сглатывает.
– Потому что, я думаю, Джулиет предпочла бы, чтобы эта история осталась… между нами.
Нам всем требуется некоторое время, чтобы понять то, что она не сказала: если мы расскажем пастору, он упомянет это в проповеди. Он может подождать несколько месяцев, а потом сообщить буквально несколько подробностей, после которых ни у кого не останется сомнений, что это обо мне. «
