Так уж вышло, что муж Марьи Иосифовны был зачислен в экспедиционный корпус для отправки на Западный фронт в помощь французскому правительству. Муж Марьи Иосифовны после Москвы видел и Самару, Уфу, Красноярск, и далее – на Восток, в составе экспедиционного корпуса, – Иркутск, Верхнеудинск. Затем он близко столкнулся с иностранцами в Харбине, поглядел на бескрайние морские просторы (впервые в жизни) в Дайрене, чуть вместе со всей ротой не отравился до смерти в Сайгоне. Катался на живых слонах на Цейлоне, помирал от жары в Адене, ждал очереди для французских транспортников перед Суэцким каналом и наконец вступил на землю в знаменитом Марселе, где подхватил гонорею от портовой проститутки Жаклин.
После этого корпус был переброшен на фронт, но муж Марьи Иосифовны ни разу не ходил в атаку (до него не дошла строевая очередь, так как он попал в госпиталь) и уже через несколько месяцев был снова переброшен в Грецию. Там ему воевать тоже не пришлось, потому что как раз к тому времени, как полк перебросили в Грецию, пандемический характер приобрели братания между солдатами Антанты и Четверного союза, офицеры не знали, как с этим бороться, а мужу Марьи Иосифовны очень нравилось обниматься с болгарскими братушками.
Он говорил, что понимает, «чего они там несут». Через восемь месяцев он и ещё с десяток солдат дезертировали. Больше их никто не видел. Интересный факт: в тот момент, когда Марья Иосифовна уговаривала Виктора покупать у неё по утрам молоко, её муж в Амстердаме наивыгоднейшим для себя образом сбывал поддельные гульдены в крупных суммах небольшой группе американских поэтов, окончательно решившихся перебраться в Европу. Русский к тому моменту он почти забыл.
– Не буду, Марья Иосифовна, и не просите!
– Ну, солдатик, да ты же попробуй только…
– Марья Иосифовна! – Виктор встал. – Послушайте, я слышал, на этой неделе прибывает много дачников в Вершки. Может быть, к ним обратитесь? Городские из Москвы очень любят парное молоко. Я-то в деревне вырос.
– Ой ли? – Взгляд Марьи Иосифовны был более чем недоверчив. Она не верила ни тому, что никак не хотевший покупать молоко Семёнов из деревни, ни особенно тому, что скоро у неё появятся потенциальные покупатели.
– Точно-точно. И если сегодня-завтра никто из Москвы не приедет, я сам куплю у вас молоко!
Семёнов рисковал, делая такие опрометчивые заявления, но рекламная кампания (точнее, атака) старушки становилась невыносимой.
Ликующим взглядом Марья Иосифовна посмотрела на красноармейца:
– Вот это правильно, солдатик! Молодец!
Счастливая обладательница коровы слегка поклонилась и быстро ретировалась. «На станцию», – подумал Виктор, и, конечно, был прав. Он опять остался один.
Он провёл рукой по лицу, почувствовал грубую двухдневную щетину и пошёл бриться. Бритва его, как всегда, была уже наточена. Когда Семёнов вышел из дома, было уже пять часов, но голова проходить не собиралась. Чтобы как-то размять мышцы, он решил прогуляться по территории товарищества. Он потянулся на крылечке (весьма условном) собственной дачи и спустился в проулок. Боль в голове заставила его обещать, что он будет пытаться выдерживать режим. Неужели армейская дисциплина ничему его не научила?
