Рядом с чайным гарнитуром для посетителей стоял большой стол, на котором красовалась трехгранная пирамида с надписью: «ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ». То, с какой серьезностью ее там установили, было очень похоже на Энокидзу, но я не мог удержаться от смеха всякий раз, когда ее видел. Позади стола располагалась дверь, которая вела в жилую часть этажа. Я открыл ее и прошел по коридору к спальне. Когда легонько постучал в дверь, в ответ изнутри донесся звук, представлявший собой нечто среднее между плачем ребенка и воем какого-то животного, так что я решительно зашел внутрь. Энокидзу, скрестив ноги, сидел на кровати, созерцательно глядя на груду одежды, лежавшую перед ним.
– Эно-сан, ты проснулся?
– Ага, проснулся! – ответил он, не отрывая взгляда от беспорядочно набросанной одежды.
Я заметил, что, кроме женского нижнего кимоно – дзюбана ярко-пунцового цвета, небрежно болтавшегося у него на одном плече, – на нем не было ничего, кроме трусов. Он выглядел точь-в‐точь как какой-нибудь младший сын вассала сёгуна эпохи Эдо, только что вернувшийся домой из увеселительного квартала.
– Сидеть в кровати в таком виде не считается за «проснуться». С минуты на минуту к вам должен прийти клиент, а Кадзутора там один, и он окажется в весьма затруднительном положении. Только не говори мне, что ночью ты перепил. Ты ведь не провел всю ночь с проституткой, которая вытянула бы из тебя все силы, так что у тебя нет никаких оправданий. Ведешь себя как полный придурок.
– Без предупреждения врываешься к человеку в спальню и обзываешь его придурком – наглости тебе не занимать, Сэки-кун…
Энокидзу звал меня Сэки, сокращая мою фамилию. Это было пережитком манеры придумывания прозвищ, которая пользовалась популярностью среди товарищей Энокидзу в старшей школе. Из-за этого я привык называть Макио Фудзино Фудзимаки – это была их идея, и, хотя они не имели обыкновения придумывать подобные прозвища ученикам из нашего с Кёгокудо класса, почему-то именно меня одного стали звать сокращенным именем. Все началось с того, что один из моих друзей начал звать меня Сэкитацу, но, когда я пожаловался, что это прозвище звучит как имя какого-нибудь пожарного из эпохи Эдо, Энокидзу сократил старинно звучащее «-тацу», и с тех пор и по сей день я был просто Сэки. Впрочем, он не ограничивался сочинением имен только для своих одноклассников, – ему настолько это нравилось, что он также сократил Торакити Ясукадзу и Сютаро Киба до Кадзутора и Кибасю. Впрочем, в сравнении с Киба прозвище получилось даже длиннее настоящей фамилии, так что это совсем не было сокращением.
– Как бы там ни было, Эно-сан, я пришел сюда по делу, так что, может быть, ты перестанешь смотреть на меня, как Оиси Кураноскэ[63], только что вернувшийся из публичного дома, и мы поговорим по существу?
Однако же я сам называл его Эно-сан, так что не мне было судить о данных им прозвищах.
– Сэки-кун, ты тоже ничего не понимаешь. Если б решить, что надеть сегодня, было так просто, то мне не пришлось бы так часто менять работу.
– Ты что, хочешь сказать, Эно-сан, что запутался в выборе одежды?
– Я размышляю над этим уже два часа, но ничего не подходит. Легко быть писателем: ты можешь надеть спортивную рубашку или банный халат и все равно выглядеть как настоящий романист. Но я – детектив. Ты не можешь себе представить, какой тяжкий труд – одеться так, чтобы люди могли понять это с первого взгляда.
