Дежурный радист доложил, что новых распоряжений из округа не поступало.
– А из комендатур и застав?
– Дублируют те, что передали по телефону. Немцы стягивают войска, видимо, готовятся перейти границу.
– Все?
– Нет. Сообщения от соседей, с юга, из Бреста.
– Читай.
– «В городе возникли пожары. Неизвестными обстрелян патруль. Вышел из строя водопровод. На железнодорожной станции погас свет, авария на электростанции». – И от себя добавил: – Возможно, диверсия, товарищ майор.
– Разберутся, – сухо ответил Курзанов.
– Связь восстановлена, – доложил радостно телефонист.
В штаб вошли два связиста. В грязной форме, словно они лазали не по столбам, исправляя повреждения на линии, а ползали по земле.
– В трех местах, на втором, третьем, пятом километре, вырезаны десятки метров проводов, пришлось натягивать новые. Нас дважды обстреляли.
Майор хотел дать какое-то распоряжение связистам, но не успел. Телефонист протянул трубку:
– Товарищ майор, срочное сообщение!
Из трех погранзастав докладывали, что на большой высоте границу пересекли крупные группы самолетов, главным образом тяжелые бомбардировщики и истребители. О нарушении воздушной границы стали поступать сообщения и из других застав и комендатур. Каждое сообщение майор записывал, цифра получалась внушительная – несколько сот самолетов! Курзанов тут же связался с округом и доложил о нарушении воздушного пространства. Ответа из штаба округа майор не услышал – связь оборвалась на полуслове. Он не знал, что такие данные поступали в штаб округа и от других пограничных отрядов и комендатур, а в Генеральный штаб – от всех западных пограничных округов.
Телефонист все крутил и крутил ручку аппарата, с надеждою, хрипло кричал в трубку:
– Ало, ало!..
Но телефон молчал.
Связисты, которые отправились на исправление линии, не возвращались. Вскоре связь с заставами и комендатурами снова заработала. Курзанов приказал привести все подразделения в боевую готовность, занять оборонительные позиции, а тринадцатой заставе подготовить средства для поджога и взрыва моста через Буг.
А самолеты все летели и летели. С неба в открытое окно доносился басистый, непрерывно надрывный мощный гул. Фашистские летчики, уверенные в своей безнаказанности, двигались боевым строем с зажженными бортовыми огнями, и по ночному темному небу, усеянному звездами, на восток летели и летели светящиеся точки, видны были четкие силуэты машин, под крыльями которых и в бомбовых отсеках таился смертельный груз.
– Сейчас наши их встретят, – услышал Закомолдин за своей спиной бодрый голос комиссара, – дадут прикурить! Поглядим, как будут улепетывать.
Тревожное сообщение поступило от соседей с юга. Пограничный отряд номер семнадцать на радио передал, что заставы подверглись артиллерийскому и минометному обстрелу, атакованы самолетами, которые бомбят Брестскую крепость, город и укрепленные районы. И еще, что гитлеровцы сняли часовых, захватили железнодорожный мост и на нашу территорию прошел немецкий бронепоезд, открыв огонь по крепости и вокзалу... Захвачен автотранспортный мост у Страдич и по нему двинулись танки...
– Неужели война? – невольно вырвалось у телефониста, и в его голосе прозвучало искреннее недоумение вместе с болью и негодованием. – Мне ж через неделю демобилизоваться... Как же так, а?
– Это провокация, – сухо и твердо ответил комиссар. – Крупная провокация. Японцы на озере Хасан тоже лезли с танками и самолетами, да получили по зубам и успокоились. Теперь фашистам неймется.
