Когда на улице ничего не случалось, я ходил по комплексу, где было всё – от футболок с рисунком три-дэ до смартфонов шестого поколения. Помню, как в детстве мечтал ходить по пустому магазину, где нет людей, совсем-совсем нет, и продавцов нет, и я буду брать всё-всё, что мне захочется, всё-всё будет моим…
А вот сейчас и не хотелось. Совсем. Даже обидно как-то, вот оно всё лежит, бери не хочу, и смотришь на белоснежные планшетники, и думаешь про себя – ну и что?
Ближе к утру в небе появились другие шары, много, много, я уже понял – что-то замышляется. Раньше жалел, что не могу выйти на улицу, теперь радовался, что никто не проникнет сюда, внутрь, комплекс закрыт намертво.
К полудню начали стрелять. Сначала робко, неуверенно, с одной стороны, с другой, дуплетом – с третьей, потом сильнее, сильнее, чаще, огненными лучами, лучами, стальные шары пытались пробить обшивку друг друга. к вечеру один из шаров раскололся, вот я и увидел, что было внутри, лучше бы я этого не видел, обожженные тела людей, или тех, кто когда-то был людьми, а теперь превратились во что-то опутанное проводами, сенсорно-интернетное, с чувствительными экранами. Помню человека, кажется, женщину, которая закрыла собой плоский экран, почему-то мне показалось, что это было её дитя…
Уже в который раз хотелось всё бросить и уйти. Я мог сделать это в любую минуту. И не делал, всё-таки подписывал договор, все-таки сам согласился сидеть здесь безвылазно, смотреть на то, что снаружи. И еще одно не давало вернуться раньше времени, подленькая такая мыслишечка, а вдруг не получится, а вдруг нет никакого пути назад, только вперед… и нет уже никакого назад…
Где-то через полчаса шаров не стало, вместо них земля покрылась входами в подземное царство, и опять было до черта обидно, опять я ничего не вижу, опять что-то показывают там – не для меня. Оставалось смотреть на солнце, на огненную дугу в небе, которая то появлялась, то сменялась короткой тьмой. Раньше видеть не мог это мелькание, теперь привык, такая скотина человек, ко всему привыкает.
Вечером добрался-таки до овощей, больше ничего не осталось. Я уже и забыл толком, как это – чистить картошку, бросать в холодную воду, смотреть, как закипает…
А за окном закипали страсти. Готовилось что-то грандиозное, великое, что-то, перед чем все войны человечества казались детской забавой. Подземные бункеры исчезали один за другим, на их месте оставались чёрные воронки, у которых, казалось, не было дна. Само небо стало каким-то другим, грязно-лиловым, темнело с каждым часом, с каждым взрывом, хотелось заорать во все горло, да что делаете, вы же так землю погубите, вы же так погубите все, все, все…
Они не слышали меня.
Не могли услышать.
Всё кончилось как-то быстро, слишком быстро, когда небо из лилового стало огненно-рыжим, земля разверзлась, проглатывая самое себя, комплекс задрожал, готовый обрушиться. Комплекс, про который мне клялись и божились, что он простоит вечно, потому что время в нем остановилось…
Последнее, что помню – со звоном разлетаются стекла, пол идет трещинами, то ли пол, то ли само пространство, огненно-рыжий воздух твердеет, даже не успеваю подумать, что за оружие они применили против самих себя…
– …нулся…
– Да мертвый он уже, мертвый!
– Ага, мертвый, а чего дышит тогда, все бы такие мертвые были!
– Глазами хлопает…
– И чего, глазами хлопает, у меня тоже свекруха глазами хлопала, когда из комы вышла… мозгов не осталось, только му да му… задолбалась уже за ней ходить, убью когда-нибудь…
