После того чая Лидия Михайловна переоделась «в очень скромное» и предложила нам сопровождать ее во время посещения учеников, разумеется, проблемных. Нам она сказала, что мы будем ее поддержкой и защитой, потому что во время таких обходов «всякое случается». Мы сели на трамвай, вышли на следующей остановке. Прошли немного, свернули во двор и чуть не упали в яму. Сразу за аркой начинался котлован, на дне которого копошились по колено в грязи водопроводчики. С трудом нашли третий подъезд и по мрачной неубранной лестнице поднялись на пятый этаж.
– О ужас, – простонала, задыхаясь, Света. – Как они живут в этой грязи!
– Живут, как видишь.
Мы позвонили. Никто не откликнулся. Наверное, потому что там кричали. Я дернул дверь, она открылась, и мы вошли. Пришлось дойти до кухни, чтобы на нас обратили внимание. Квартира, как лестница и двор – больше напоминала склад: всюду висело барахло, тазы, одежда; стояли старая мебель, тазы и ящики. Всюду витал кислый затхлый запах.
– Ты кто такая? – раздался пьяный мужской голос.
– Я классный руководитель вашего Толика, – вежливо ответила Лидия Михайловна. – И предпочитаю, чтобы ко мне обращались на «вы».
Из-за стола, покачиваясь, поднялся пузатый мужчина, голый по пояс. Он схватил со стола бутылку и спрятал за спину. Рядом с ним сидела опухшая женщина в халате и трое чумазых детей.
– А мы тут обедаем, – с трудом подбирая цензурные слова, сказал мужчина.
– Я пришла выяснить, почему Толик третий день не приходит в школу.
– Так он болеет.
– Можно взглянуть на справку врача?
– А зачем она? У него соп… он простыл.
– Могу я на него взглянуть?
– А чего глядеть-то? Он там, в комнате спит.
– Я прошу провести меня к нему.
– Нечего те… вам на него смотреть. Болеет дите и все.
– Мне привести милицию?
– А зачем нам милиция? Нам ее не надо.
– Тогда ведите.
В темной сырой комнате лежал мальчик, отвернувшись к стене. Лидия Михайловна присела на край кровати, ласково погладила его грязную голову и повернула к себе лицо. Под глазом и на лбу виднелись синяки.
– Как ты себя чувствуешь, Толик?
– Хорошо, Лидия Михайловна, – тонким голоском ответил мальчик.
– Ну вот, слышите: хорошо, – просипела женщина в халате. – И нечего беспокоиться. Полежит денек-другой и обратно в школу пойдет.
– Ну-ка, выйдем, – тихо сказала Лидия Михайловна. Мы вышли из комнаты и вернулись на кухню. Она глянула на детей и сказала им: – Ребята, пойдите, погуляйте.
Когда дети, испуганно озираясь, вышли, Лидия Михайловна сказала негромко, но со сталью в голосе:
– Послушайте меня внимательно, товарищи родители. Если вы еще хоть раз тронете Толика, – а я теперь буду наблюдать за ним и за вами. Так вот обещаю, что сделаю все возможное, чтобы отправить вас на скамью подсудимых за избиение детей, тунеядство и пьянство. Слышите! Я теперь вам покоя не дам. Да вы знаете, что Толик один из лучших учеников класса, у него способности, он добрый, отзывчивый мальчик. Я за него буду воевать, слышите!
Наконец, мы вышли на улицу и по солнечной стороне побрели к остановке трамвая. Света взяла маму под руку, прижалась головкой к ее плечу и сказала:
– Мама, давай возьмем Толика к себе. Я ему сестрой буду. Вот увидишь, мы с ним подружимся.
– Я не сомневаюсь, дочка. Только, к сожалению, это не так просто. У него есть родители.
Пока они вслух рассуждали, я думал о том, как можно так жить, как эти несчастные. Кругом такая интересная жизнь, а они пьянствуют, сидят во тьме и ужасе. И еще я любовался Светой и ее мамой. Рядом со мной шли две женщины: одна умудренная опытом, взрослая, другая – маленькая женщина, будущая мать.
