Это чувство ожидания и страха оставалось с ним всегда. До самого конца. Как предчувствие трагической развязки их истории…
А может, его стремление к Оле было стремлением… очиститься? Это пришло ему в голову только сейчас. Он хватался за нее, как за спасение. Он был грешником, замаливающим свой грех… Дурацкий, юношеский, который он пытался вычеркнуть из памяти, но тот нет-нет да и возвращался в ночных кошмарах.
– Добрый вечер! – рявкнул кто-то рядом, и Павел вздрогнул. Поднял глаза. Перед верандой на дорожке стоял толстый мужик с красным, сгоревшим на весеннем солнце лицом, в синих, вытянутых на коленках тренировочных штанах и застегнутом на одну пуговицу пиджаке на голое тело. Мужик улыбался приветливо и даже слегка заискивающе.
– Мы соседи, – он махнул неопределенно рукой, отвечая на вопросительный взгляд Павла. – Купили вот тут дом недавно, у Кузьменчихи. Смотрим, а у вас вроде как свет горит. Вчера типа еще никого не было… а тут свет. Моя говорит, смотри, Степа, – это я Степа… – Он потыкал себя в грудь. – Говорит, смотри, вроде как заселились. Ну, думаю, надо пойти познакомиться, как полагается… с соседом. Говорю своей, пойду, чтоб по-людски… а куда денешься?
Он вытащил из-за спины руку с зажатой в ней бутылкой. Слегка бессвязная речь свидетельствовала о том, что сосед уже принял на грудь. Не дожидаясь приглашения, он поднялся на веранду, плюхнулся в плетеное раздолбанное кресло, которое угрожающе затрещало под ним. Пиджак распахнулся, обнажив волосатый живот. Незваный гость со стуком поставил бутылку на стол и спросил:
– Закусить найдется, хозяин? Наломался, как папа Карло! – Он утер потный лоб полой пиджака. – А погодка-то какая, а?
Сосед Степа руководил процессом, разливал водку и провозглашал нехитрые тосты «за знакомство», «чтоб жилось на новом месте» и «за бизнес». Они с женой собирались разводить нутрий, для чего требовалось «охренеть сколько справок, и каждому на лапу вынь да положь!». Обо всем этом он простодушно поведал Павлу.
– Слушай, – вдруг сказал тот, и Степан перестал жевать, с трудом фокусируя взгляд на новом друге. – Тут стреляли ночью… рядом, не знаешь кто?
– Стреляли? – повторил Степа. – Дак это ж Северинович балуется!
– Северинович?
– Ну! Он… это самое, не в себе вроде, – понизил голос Степа и повертел пальцем у виска. – С приветом.
– Кто такой Северинович?
– Ну, дак сосед же, Глеб Северинович, – объяснил Степа. – Большой человек, говорят, был. Вроде как главный прокурор города. Давно, лет тридцать назад. Или все сорок. Ох, и не люблю я их братию, Павлик! Ох, как не люблю! Но Северинович мужик вроде ничего, безобидный, хотя и не уважает… это дело, – он щелкнул себя пальцами по горлу, – а так ничего, только психованный. Но понимающий…
– Он, что, охотник? – спросил Павел.
– Охотник! – Степа захохотал и тут же закашлялся. – По врагам – пли! Это он кота извести хочет. Кот, скажу я тебе, Павлик, такая зверюга, такая зверюга… охренеть! Черный, здоровенный, как собака, хитрый, цыплят таскает. И даже курей! А Северинович прикупил себе двух цыплят – курешку и петушка. Растил, как родных детей, из рук кормил. А кот возьми да и сожри курешку. Ну, Северинович сразу с копыт. Крику было, не поверишь! За женой так не убивался. Потом за ружье, и против кота. Война! – Степа хохотнул. – Дня три сидел в засаде, да кот тоже не дурак, чует опасность. Как сквозь землю провалился. Северинович теперь не спит, дежурит по ночам, ждет врага. Ну и пуляет, ежели чего. Испугался?
