Семён испытывал двойственное чувство. С одной стороны его грела мысль, что он принадлежит к избранным, к секретному Сообществу, но с другой стороны мыслишка, что даром ничего не дается, предательски колола в печень тонкой иголкой. Он очень хорошо помнил притчу про бесплатный сыр в мышеловке.
Также несколько смущала Семёна высокопарность стиля собеседника. Все ранее встреченные им раввины говорили и выглядели как нормальные люди, обычно с характерным для раввинов юморком. Вот, например, тот рыжий раввин, что у друзей Семёна недавно справлял еврейскую свадьбу, за праздничным столом рассказал анекдот про парикмахера. Все смеялись. Анекдот, конечно, “с бородой”, но было приятно услышать его от “служителя культа”. А тут мистика какая-то… секреты, блин. Фантастику Семён не любил, предпочитал литературу детективную или историческую, но тоже с детективным уклоном. А тут, явно гонит товарищ раввин, туману напускает с неясной для Семёна целью, да, похоже, что и с головой у него не всё в порядке…
4. Израиль (текущее время)
Борис уже три дня жил в квартире брата, не делая ничего. Он поздно вставал, лениво делал упражнения по растяжке, к которым привык ещё со времен подпольной секции карате, пил кофе и отправлялся к морю. К телефону старался не подходить, но регулярно прослушивал записи на автоответчике. С одной стороны – он ждал звонка от Семёна, а с другой – побаивался, что его неловкий иврит будет распознан возможными собеседниками и они поймут, что говорят не с Семёном, а с замещающей его неизвестной персоной. К счастью, звонков, почти и не было: пара рекламных агентов, да информация из банка о поступлении на счет клиента некой суммы в расчёт не шли.
К обеду Борис возвращался с пляжа, обедал, чем Б-г послал, и самое жаркое время суток проводил в сладкой полудреме у телевизора. К вечеру, когда жара спадала, он иногда выползал в город побродить, сидел в уютных кафешках, косясь на симпатичных девиц – некоторые были в военной форме, а то и с автоматом, висящим на плече наподобие модной дамской сумочки.
Утром четвертого дня спокойствие было нарушено переливчатым сигналом дверного звонка. В этот момент Борис как раз брился, и от неожиданности рука его дрогнула. Прижимая полотенце к порезу на щеке, Борис подошел к входной двери и заглянул в глазок.
За дверью стоял рослый мужик с пакетом в руках. Его голову украшала синяя фуражка с непонятной серебряной кокардой, а на левой стороне голубой рубашки отсвечивала овальная бляха.
– Похож на почтальона, – подумал Борис, и не уверенно выдохнул в дверь, – Кто?
– Вам посылка, – протрубил мужик с бляхой.
– От нашего мальчика? – Борис попытался пошутить, но шутка не получилась.
– Надо расписаться в получении, – менторским голосом последовал ответ.
– “Это он, это он – ленинградский почтальон”, – замурлыкал Борис, – “знак ГТО на груди у него”… Погоди, погоди… про “знак ГТО” и “больше не знают о нём ничего” – это, кажется из другой оперы, – Борис завозился с тугим замком.
Замок поддался знатоку советских детских стихов, дверь отворилась. Борис вышел на площадку. Солнечный свет бил в глаза, и ему пришлось сощуриться и опустить голову. Bзгляд Борисa непроизвольно упёрся в ноги почтальона.
– Интересно, почему он в армейских ботинках? – мелькнула мысль, – Везёт же этим почтальонам. Одевают как десантуру, – но развить эту мысль Борис не успел.
