С этого дня наваждение более не преследует его, и он вновь становится таким, каким его знают друзья и прежние его заказчики – блестящим портретистом Альфредом Дитрихом из города Кёльна.
– Всё это очень мило, – заметил Людовик. – Но причём же тут сало?
– Действительно, причём тут сало? – спросила Элисса, когда мы мыли посуду на кухне.
– Этого я не знаю, – сказал я, отдавая ей тарелку. – Но Скарамуш прав. Где-то, в одном из коридоров лабиринта, ты ошибаешься направлением, и вот ты уже в тупике.
И тогда ты перебираешь то, что было написано прежде, и исправляешь неряшливые фразы, заканчиваешь начатые истории, и неожиданно четверостишье превращается в сонет, одно-единственное имя – в элегию… Ты не возвращаешься назад, ты перестраиваешь лабиринт, который меняет свою форму с каждым новым сделанным тобой шагом.
Лето, уколовшись шипами роз, истекло кровью на их лепестки и, остыв, обернулось осенью.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ……………..
FollowingTheSun
Кто-то строил дом из песка, но подул ветер, и рассыпался его дом,
кто-то строил дом из бумаги, но прошёл дождь, и бумага размокла,
кто-то строил свой дом из воска, но пригрело солнце, и стены растаяли.
Кто-то построил свой дом из камня, и был этот дом прочен, но вот, содрогнулась
земля, и разрушился камень.
Наш дом из тепла.
И когда придёт срок, мы отправимся в путь с перелётными птицами.
Наши одежды из цвета – краски могут поблёкнуть, холод может сковать землю, но вот,
воскресла она, и цвета её всё те же.
Когда же настанет ночь, мы отправимся в путь за солнцем,
и мы будем цветами земли, теплом её жизни, светом её дней.
Мы собираем изумруды на дне голубых озёр.
Мы собираем землянику на бриллиантовых полях небес.
И кто-то строит свой корабль из льда, но растает лёд в морской воде,
кто-то строит корабль из свинца, но тонет корабль, воде не удержать его,
кто-то строит свой корабль из дерева, но сгниёт дерево…
Наш корабль подобен лебедю.
Наша земля подобна Леде,
даже покинув её, мы останемся в ней,
и прорастём с травами и цветами, вернёмся с перелётными птицами.
Восстанем вместе с солнцем и вернёмся в наш город.
И я знаю, найдётся кто-то, кто среди вопящей толпы пропоёт нам осанну.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
OraculumLilibaeum
Человек, лежавший под деревом, казался спящим. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и на губах его играла улыбка. Так улыбаются во сне дети.
Ланцелот опустился на траву, вытянулся подле него; тело его сладко ныло от усталости и радовалось отдыху; шелест ветвей баюкал его, и Ланцелот задремал, не отдаваясь до конца во власть сну, но отрешившись от дорог, которые он прошёл, и дорог, которые ему предстояло пройти, отрешившись от волнений, надежд и страхов, он отдыхал.
Человек, лежавший рядом с ним, повернул к нему своё лицо, – глаза его были открыты. Стряхнув дремоту, Ланцелот поднялся на локоть. Незнакомец молчал. Была тишина и шелест листьев.
– Слышите? – спросил незнакомец.
Ланцелот медленно встал на ноги.
– Спасибо вам, – сказал он.
– Не мне, – качнул головой незнакомец и улыбнулся.
– Вы правы, – сказал Ланцелот. – Мне пора, – и хотел уходить, но человек, лежавший под деревом, окликнул его.
– Приходите весной, – сказал он, – когда на дереве будут цветы. Обещайте.
