Сдавленный вздох вырвался из ее груди, когда молодая женщина, чувствуя, как подкашиваются ноги, рухнула в ближайшее кресло. Ее пальцы судорожно вцепились в подлокотники, а в голове проносились мысли о том, во что ей пришлось ввязаться. Но отступать уже поздно: под угрозой ее положение в компании, которую она считала почти родной. Поэтому лучшее решение сейчас – промолчать, ведь молчание – это целая стратегия выживания в мире больших денег и жестких решений. И пусть внутри все протестует против такого притворства, ей придется подчиниться и отыграть свою роль до конца.
Антонина пребывала в таком напряжении, что от неожиданности вздрогнула, когда Дмитрий Михайлович обратился к ней с вопросом:
– Что ты думаешь по этому поводу?
– Даже не знаю, Димочка, – она покачала головой. – Я в полном шоке. Ты всегда отличался здравым смыслом и рассудительностью, принимал взвешенные решения. Если ты считаешь, что это поможет Иечке…
– Это поможет моей жене? – Дмитрий Михайлович посмотрел на Миккеля Хансена.
Австриец отреагировал на все происходящее с присущим ему профессиональным хладнокровием:
– Нам всем известно, каково состояние здоровья госпожи Ии, – он говорил с сильным акцентом, но правильно, будто смакуя каждое слово. – После химиотерапии ее самочувствие еще очень и очень нестабильно. Это обусловлено не только возрастом, но и тяжестью заболевания. Она, естественно, испытывает сильное переживание, и это сказывается на ее здоровье. Хотя госпожа старается не подавать виду. Ее эмоциональный фон должен оставаться спокойным, без всплесков и бурных переживаний. Разумеется, положительные эмоции помогут ей справиться со слабостью, а нервно-психическое истощение, напротив, усугубит ее состояние. Поэтому я убежден, что оптимистичный взгляд на жизнь и позитивные эмоции, безусловно, имеют для нее жизненно важное значение. И это просто замечательно, что есть возможность оградить ее от потрясения. Иногда я позволяю госпоже Ие сыграть на рояле ее любимую симфонию Бетховена. Это придает ей сил и наполняет позитивными эмоциями.
– Ия очень любит Пятую симфонию, – проговорил Дмитрий Михайлович. – Эта мелодия духовно связывает мою жену с Павлом: еще в детстве он обучился игре на фортепиано, чтобы однажды порадовать мать и подарить ей эту симфонию Бетховена в собственном исполнении. Играл немного грубо и неизящно, часто фальшивил, но это было превосходно!
– Мой мальчик! – всхлипнула Антонина. – Я хорошо помню этот день!
– Мне очень жаль вашего сына, господин Поликарпов, – продолжал врач, – и я выражаю вам искренние соболезнования. Но простите меня за откровенность: живые думают о живых. Мне удалось убедить госпожу Ию в том, что после химиотерапии она сможет прожить еще много-много лет. Такие случаи редки, но не являются исключением. По крайней мере, госпожа Ия искренне поверила в это. И, вероятно, нам не следует заставлять ее думать по-другому. Мне она как сестра, – при этих словах австриец потупил взгляд. – Родная, – добавил почти шепотом, потом справился с волнением и произнес уверенным голосом:
– Но я не гарантирую, что после известия о гибели вашего сына она справится с психоэмоциональным стрессом, который может…
– Вы правы, Миккель, – перебил его Дмитрий Михайлович, – и я еще раз убедился, что принял верное решение.
– Полностью поддерживаю тебя, – Антонина тщетно старалась справиться со слезами. – Я согласна и помогу тебе, чем смогу.
