– Благодарю!! – заорал он, и, примерявшись, звезданул меня с другой стороны, хотя я вовсе не выказывал желания подставить левую щеку, получив по правой. – Еще благодарю! – Голова моя дергалась, как груша. – Большое спасибо! – Еще удар. Отступая, я уперся спиной в стену, и, почувствовав опору, слегка пришел в себя.
– Не за что! – Мой ответ кулаком пришелся ему в солнечное сплетение, кладовщик согнулся пополам. – Не стоит благодарности! – Апперкот в челюсть отбросил его к противоположной стене на какие-то коробки, уложенные штабелем, они посыпались. Верхняя налетела на перевернутую еще до меня кверху ножками табуретку и получила пробоину. Я машинально поднял ее, прочитал на этикетке: «Говядина тушеная. Армейская». Не смог припомнить, чтобы нам хоть раз готовили здесь что-нибудь с тушенкой.
Кладовщик сел под стеной и посмотрел на меня с такой улыбкой, будто дни мои сочтены. Недобитый солдатик так и полз на корячках к выходу, не в силах подняться. Я подобрал его пилотку, сунул себе за ремень, поставил паренька на ноги и, поддерживая, повел к медпункту.
–Что, сука, стучать будешь? – раздался мне в след голос Али-Бабы.
– А то, как же! – пообещал я ему. – Сухари суши, готовься в дисбат!
В том, что Али-Баба натравил бы на меня сорок разбойников, не будь Ромы, сомневаться не приходилось.
– Дойдешь? – спросил я у своего спасенного.
– Да-а.
– Как звать-то тебя?
– Рядовой Курносов.
– Что ты мне как сержанту докладываешь? Мы с тобой одного призыва. Я – Олег.
– Саня.
Только тут я узнал его. Али-Баба хорошо парню лицо разукрасил! Саня стоял на стреме у старшины той ночью.
– За что он тебя?
֫— Замполита проморгал. Накрыл Гарбузов гоп-компанию. – Саня нашел в себе силы усмехнуться. – Траву курили.
Климов уставился на нас большими глазами.
– Слышь, медицина! – с фамильярностью личного друга его шефа обратился я. – Прими травмированного. Капитан не вернулся еще?
– Нет. А с этим что?
– Ну, ты же не маленький. Придумай сам что-нибудь. Пацану то место, где воображение живет, кажется, отбили.
– Спасибо тебе, – слабым голосом простонал Курносов.
– Не за что, Саня, – заверил его я. – Наверное, больше для себя, чем для тебя старался. Жаль было бы потерять самоуважение, пройдя мимо.
Не уверен, что он меня понял.
На другой день в учебке появился следователь из военной прокуратуры, – так сказали. Я видел его издали, лица не разглядел. Сыщик в сопровождении замполита и кладовщика Али-Бабы (прапорщик был в отпуске) инспектировал склады. Рубликов краешком уха слышал, искали какую-то химию. Метанол – догадался я. Сыщик, видно, не исключал того, что Шляхов мог хватануть яду на месте, а сказку про шинок придумали для прикрытия. Я-то знал, что шинок не выдумка, только ждал Рому, помалкивал.
Старшину и Повара свезли на губу. Поваренок, оставшийся за главного, решил превзойти своего патрона в экономии продуктов питания. Даже Рубликов, которого трудно было заподозрить в сочувствии к нам, курсантам, присвистнул в столовой, видя пайки: «Рыжий в конец оборзел!»
Неустановленный психолог из нашего взвода сообразил, – удачный момент попроситься за посылками. Почти каждый из взвода имел на руках извещение, а иные – не одно. Рубликов согласился сводить. По одному курсантам даже на территории части просто так, без задания, ходить не полагалось. В армии существовало стойкое убеждение, что солдат, предоставленный самому себе, – потенциальный преступник.
