«Сейчас забацаю гигантский бутерброд и как залягу вместе с ним и книгой – все мои печали одной левой снимет», – бодрыми мыслями убеждал я сам себя.
Возле самого подъезда у меня затрещал телефон. «Опять мама!» – подумал я и без всякой радости сказал:
– Алло?
Но мне никто не ответил.
– Алло? – терпеливо повторил я. – Говорите!
Тишина. Я пожал плечами и отключился.
«Надо папе позвонить, – внезапно поду мал я, поднимаясь на наш этаж. – Напомнить, что у него есть сын. А вдруг он меня узнает?»
Смешного, конечно, мало. Папа ведёт себя так, как будто меня вообще нет на свете.
Я помотал головой, чтобы отделаться от грустных мыслей, открыл ключом дверь и с порога крикнул:
– Ба! Я уже дома!
И только потом вспомнил, что бабушки нет. Она же на занятиях.
Разувшись, я потопал в ванную мыть руки. Попутно заглянул в зеркало. Ну и видок! Вся физиономия в шоколадных разводах. Хорошо хоть, бабушка не видит. Представляю, что бы она мне на это сказала.
Я наклонился над раковиной и хорошенько умыл лицо. Умываться я люблю. Сразу себя моржом представляю, милым и усатым.
Сквозь шум воды я услышал настойчивое треньканье.
«Телефон!»
Рюкзак валялся в прихожей на полу, и я побежал к нему сломя голову. Мало ли кто там звонит.
Да! Стыдно признаться, но я всё ещё надеялся. Вот такой непоправимый человек.
– Алло? – пропыхтел я в трубку.
Молчание.
– Да что же это такое! – отругал я ни в чём не повинный телефон. – Ничего не слышно! Алло! Говорите!
Пи-пи-пи – связь оборвалась.
– Странно. – Я слегка поёжился. – Может, кто балуется?
«Юрка?» – кольнула меня внезапная мысль. Но я сразу её отмёл. Бред какой-то!
Я бросил телефон куда попало и промаршировал на кухню. И, конечно же, сразу свернул к холодильнику.
Трагедии трагедиями, а обед по расписанию.
– Ну-ка, посмотрим, что тут у нас есть!
В животе у меня приятно заурчало от пред вкушения. Мороженое там давно растаяло, а голод остался.
– А обед греть надо! – вспомнил я бабушкин наказ. – Значит, решено – бутерброды!
Я схватил кусок сыра, упаковку ветчины и, пританцовывая, закружился с ними по кухне. Видела бы меня сейчас Вероника Павловна! Это наша учительница по народным танцам. Она хорошая. Очень! Хоть и заставляет плясать гопак. А это ужас как непросто!
Я начал жонглировать в танце ветчиной и сыром, но, конечно, уронил и то и другое. Ну, когда-нибудь получится. Пусть и не сейчас.
Нагнувшись, я подобрал с пола продукты и тут заметил записку. Она лежала на столе, придавленная солонкой.
– Ничего себе, – удивился я. – С каких это пор? Бабушка в жизни не оставляла никаких записок.
Я отложил ветчину с сыром и взял листок. Странно! Почерк был явно не бабушкин. Неразборчивый и весь в каких-то закорючках.
«Может, сантехник приходил? – ещё не начав читать, подумал я первую попавшуюся глупость. И тут же сам от себя отмахнулся. – Ерунда!»
– «Сава Сан, – я с трудом распутал первую надпись, – если хоцес… увидеть… свой бабуска зывым…» Чего-о-о? – Я попытался осмыслить прочитанное. – Что значит…
В голове у меня страшно загудело. Как будто в ней застрял паровоз: «Чу-чу-у-у! Ч-ч-ч… Чу-чу-у-у!»
Я помотал ею в разные стороны и быстро начал читать по новой:
– «Сава Сан! Если хоцес увидеть свой бабуска зывым, позвони на этот номер. Его похитили!» Его? Это кого? – Я оторопело таращился в листок. – Номер или бабушку?
Сердце у меня колотилось с такой скоростью, что, казалось, сейчас выскочит и полетит, как какой-то голубь.
