Личный счет. Миссия длиною в век - страница 26
– Number?..
– Number, – жалостливо взглянула на бедолагу француженка и добавила зачем-то по-французски: – Le numero de votre piece.[12]
«Намба, намба… – сердито подумал Саша. – Знал бы я еще этот «намба»!»
– Number.
Неизвестно, что бы предпринял экс-бизнесмен дальше, но его рот сам собой вдруг выговорил, залихватски, по-киношному грассируя:
– M’excusez, mademuaselle. La cle de numeros 120, s’il vous plaot!..[13]
– Увы, ничем не могу вам помочь, – развел руками клерк, отрываясь от бумаг. – Тот счет, номер которого вы назвали, закрыт еще в одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году. По истечении пятидесяти лет с момента открытия.
– Разве так можно, – спросил молодой, коротко стриженный человек с седым пятном на левом виске.
Если бы не безупречный французский незнакомца, банковский служащий принял бы его за албанца, поляка, а то и русского. Слишком много этой братии с замашками уличных грабителей наводнило в последние годы древнюю Лютецию. И никакие костюмы от модных кутюрье не могли скрыть их волчьего экстерьера…
Но этот был не таков. Несколько старомодные манеры, версальский выговор, барственные повадки… Отвести в сторону глаза – и можно поклясться, что в кресле, поигрывая фирменной ручкой с логотипом банка, вольготно раскинулся какой-нибудь старый аристократ из тех, что еще сохранились в провинции. Владелец старинного шато[14], помнящий еще бошей на улицах Парижа, а то и расцвет Третьей республики[15] …Отец мсье Дюбуа всегда преклонялся перед подобными субьектами.
– Увы, мсье. Таковы правила. Всех клиентов нашего банка знакомят с ними при заключении договора. И они не меняются уже сто тридцать восемь лет! – со сдержанной гордостью похвастался клерк.
– Очень жаль. И что, совсем ничего нельзя сделать?
– Увы… Но если вы желаете открыть счет в нашем банке…
– Вряд ли. Чересчур мал срок вклада.
Странный молодой человек покинул здание банка, сел в припаркованный неподалеку автомобиль и закурил. Со стороны казалось, что он надолго задумался. О, если бы тот же мсье Дюбуа, наблюдающий за посетителем через окно, снаружи кажущееся зеркальным, умел читать мысли…
– Что, опять облом? Я снова ни черта не понял из вашей тарабарщины, господин ротмистр.
– Александр. Когда вы изживете эту плебейскую привычку чертыхаться по всякому поводу и без повода?
– Я больше не буду.
– Вы опять ерничаете…
– И все-таки?
– Да, опять облом, как вы выражаетесь. Срок хранения истек, и вклад аннулировали.
– Как и во всех предыдущих банках. На что вы надеялись, Павел Владимирович? Что денежки будут смирно ждать вас целых девяносто лет? Да еще проценты накапают? Бред. Хоть много денег-то было?
– Пять миллионов франков.
– Пф-ф-ф! Ерунда. Лимон баксов. До введения евро, конечно.
– Золотом.
– И что? Прямо в золоте хранили?
– Нет, конечно…
– Тогда не жалейте, ротмистр. С четырнадцатого года столько девальваций и деноминаций было, что от ваших пяти лимонов сейчас осталось бы пять копеек.
– Сантимов.
– Что?
– Во Франции не копейки были, а сантимы. До этого вашего евро, конечно.
– А ничего более существенного у вас припрятано не было? Ну, не денег…
– Было. Но это – в последнюю очередь.
– Если уже не забрал кто-нибудь… Вы же говорили, что не вас одного послали.
– Послали не одного. Но никто, кроме меня, похоже, не добрался до цели…
– Да и вы, честно говоря, не добрались.
– Это точно.
– Что там у нас по программе.
– Во Франции все. Дальше – Женева.