Она ничего не отвечала.
– Я читал, кажется, в «Дейли ньюс», что он отрезал уши у одной из них. Когда полиция обнаружила жертву, ее уши лежали на ночном столике у кровати.
Ее трясло все сильней.
– Бедная маленькая Эдна. Ты думаешь, что я – Мясник. Не удивительно, что ты так напугана. – Он слегка похлопал ее по плечу, погладил ее темные волосы, словно успокаивал зверька. – Я бы тоже был напуган до смерти, если бы был сейчас на твоем месте. Но я не на твоем месте, и я не тот парень, которого называют Мясником. Можешь расслабиться.
Она открыла глаза, пытаясь узнать по его глазам, говорил ли он правду.
– Что я за человек, как ты думаешь, Эдна? – спросил он, делая вид, что его могли задеть ее подозрения. – Я не хочу причинять тебе зла, но я сделаю это, если буду вынужден. Я причиню тебе много вреда, если ты не будешь сотрудничать со мной. Но если ты будешь послушной и ласковой со мной, то я буду добр к тебе. Я могу сделать тебя счастливой, и я оставлю тебя такой, какой нашел. Безупречной. Ты безупречна. Совершенная красавица. И твое дыхание пахнет земляникой. Ты ела, когда я постучал?
– Ты сумасшедший, – мягко произнесла она.
– Теперь, Эдна, давай договоримся.
Он слегка нажал на нож. Слезы заблестели в уголках ее глаз.
– Ты ела землянику?
Она захныкала.
– Итак? – спросил он.
– Вино.
– Что?
– Это было вино.
– Земляничное вино?
– Да.
– Осталось хоть немного?
– Да.
– Я бы выпил.
– Я принесу.
– Я сам принесу, – ответил он. – Но сначала я должен отвести тебя в спальню и связать. Ну-ну, не пугайся. Если я не свяжу тебя, то рано или поздно ты постараешься сбежать, и я буду вынужден убить тебя. Поэтому я собираюсь связать тебя для твоего же собственного блага, чтобы ты не вынудила меня причинить тебе зло.
Все еще держа нож у ее горла, он поцеловал ее. Ее губы были холодные, жесткие.
– Пожалуйста, не надо, – еле вымолвила она.
– Расслабься и радуйся жизни, Эдна. – Он развязал пояс на ее талии.
Халат распахнулся. Под ним было обнаженное тело. Он легонько стиснул ее груди.
– Если ты будешь слушаться, то выберешься из этой ситуации. И сможешь получить удовольствие. Я не собираюсь убивать тебя, если ты сама не вынудишь меня. Я не Мясник, Эдна. Я… всего-навсего обыкновенный насильник.
Грэхем Харрис ощущал смутное беспокойство. Он никак не мог удобно устроиться в своем кресле. Взглянув на стоящие по окружности три телевизионные камеры, он внезапно почувствовал себя окруженным мыслящими и враждебными роботами. Он чуть не засмеялся над этим причудливым представлением. От напряжения у него немного кружилась голова.
– Нервничаете? – спросил Энтони Прайн.
– Немного.
– Не стоит.
– Может быть, не буду во время передачи, но…
– И ни тогда, когда снова выйдем на воздух, – сказал Прайн. – Вы так хорошо держались. – Хотя Прайн был американцем, как и Харрис, он ухитрялся выглядеть типичным британским джентльменом: утонченный, худощавый, немного щепетильный, раскованный, образец самоуверенности. Он сидел в кожаном кресле с высокой спинкой, точной копии кресла, в котором Грэхем почувствовал себя так неуютно. – Вы очень интересный гость, мистер Харрис.
– Спасибо. Вы сами интересный человек. Я не представляю, как у вас хватает остроумия пошутить и над собой. Я полагаю, этим вы обязаны жизни на телевидении, все-таки пять вечеров в неделю.
– Но именно это делает жизнь такой волнующей, – сказал Прайн. – Быть свободным, рисковать всем, использовать шанс подурачить всех – вот что дает прилив энергии. Именно поэтому я сомневаюсь, принимать ли одно из многих предложений о выходе этой программы на других каналах. Они бы хотели записать все шоу на пленку и из двухчасовой сделать программу на девяносто минут. Но ведь это уже не то.
