Лара, просто ангелочек! Тут же покорно встала, опустив голову. Мне, соответственно, так нельзя было: все-таки либалзон. Я встал и, слегка склонив голову в знак почтения перед дедом, направился к ларе Альяне. Когда я достиг ее, то вежливо указал на дверь, пропуская вперед – не удивлюсь, если эта стервочка кинжалом в спину ткнет.
– Ненадолго, – добавил дед.
Я повернулся и уважительно кивнул в ответ.
– Извините меня, либалзон, – елейным голоском пропела она, склонив голову, как только мы вышли в коридор, – обычно вы были горазды на такие шутки, и я не смогла удержаться. Надеюсь, это искупит мою вину… – и она, вдруг привстав на цыпочки, положила мне руки на грудь и, обдав дыханием, поцеловала в щеку.
Я, ошалев от такого поворота, просто показал ей на резную дверь обеденно-бального зала, приглашая вернуться.
– Нет. Скоро закат. Пойдем. – Она взяла меня за руку и потянула вглубь коридора.
– Зачем? – задал я вопрос.
Доверять этой разодетой кукле я не собирался.
– Видимо, ты ударился головой сильнее, чем я полагала. Пошли.
Ничего не оставалось делать, кроме как послушно последовать за ней, прокручивая в голове варианты.
Оказалось все банальнее и романтичнее, чем я предполагал. Мы стояли и смотрели на закат в окно чердака. Она вдруг прижалась ко мне. Я приобнял ее. Солнце, окрашивая облака в розоватый оттенок, пряталось за горизонт. Лара ни на миг не оторвалась от созерцания заката.
– Знаешь, Элидар, я была счастлива здесь, – неожиданно произнесла она. – Пойдем: Пионат сердиться будет.
Оставшаяся часть обеда прошла в светском духе. Вежливые вопросы, вежливые ответы. Очень культурное мероприятие. Лара Альяна рассказала некие новости, которые для меня лично ничего не значили. Более интересовали изыски на столе – кухарка сегодня постаралась на славу. Блюда были изумительны, даже подобия пирожных на десерт. Вино опять же. Разошлись несколько позже обычного. Меня этот день слегка вымотал.
Во сне я целовался с Альяной. Когда осознал это утром, то был в некотором недоумении. Понятно, что я молодой в физическом плане и гормоны бушуют. Разум вообще живет своей жизнью при виде любой особы женского пола, но вот этот пусть милый, но по сути ребенок…
Утро я начал с пробежки. Бежал как обычно вокруг имения. Сонные стражи даже вопросов уже не задавали, просто открывали калитку. Первые минуты бега – самые приятные. Ты легок и спокоен. Потом наступал некий диссонанс между удовольствием и необходимостью. А в конце уже накрывал азарт – последний месяц я никак не мог преодолеть сорок девять кругов. Разумеется, добежать, перейдя на спортивный шаг, я бы смог, но тут вступал в действие самый упертый противник – я сам. То есть ходьба – нечестно, я должен был именно добежать. Даже не так: добежать на максимально возможной скорости. А вот тут силенок не хватало. Можно было распустить магические силы, но, по той же причине, не распускал. Нечестно. Я должен сам.
Войдя в только что начавшую просыпаться крепость, сразу прошел в купальню – Пасот должен был наносить воды. Прежними порядками было заведено, что это обязанность специального раба – водоноса, носившего по мере необходимости воду из емкости, служившей для естественного ее нагрева. То есть за день вода прогревалась на солнце и после этого поступала в купальню дома. Но я заставлял носить Пасота. Я не изверг, и та детская обида на рабов уже давно прошла, только если уж я тогда приказал ему носить каждое утро воду, то вспять повернуть уже не мог. Разве что не заставлял наполнять бадью для купания, а просто ставить шесть ведер с водой – мне вполне достаточно ополоснуться. Два ведра сейчас, два после мечного боя и два после вольтижировки: лошади – довольно пахучие создания.
