Родион посмотрел на оставшегося Селивана, и коротко сказал:
– Селиван, поможешь мне разделать. – он кивнул на лося и добавил – Егор убил. – Селиван молча кивнул.
В избе Маруся замешивала в квашне тесто, а за столом сидел Егор и ел кашу. Ел он примерно так же, как и говорил – отрешённо, думая о чём-то своём. В тарелку он не глядел вообще, стеклянный взгляд его был устремлён куда-то вдаль. Он просто зачерпывал деревянной ложкой пшённую кашу, подносил ложку ко рту, и жевал, глядя при этом всё время перед собой. Но что было самое удивительное – ни одной крупинки каши, ни одной крошки хлеба не пронёс Егор мимо рта – после него никогда не оставалось ни грязи, ни крошек.
Маруся не любила Егора, и боялась до дрожи в коленках. Пугало её буквально всё – его внешний вид, его стеклянные глаза, его молчаливость, а более всего, пугало её именно то – что Егор всегда так аккуратно ел, что после него не оставалось ни соринки. Почему так пугало Марусю именно это – она и сама не знала, но всё равно, каждый раз, когда она видела Егора – шарахалась от него, как от зачумлённого.
Вот и сейчас – Маруся месила тесто, бросая недовольные взгляды на сидевшего за столом Егора, и ждала, когда же он наконец уйдёт.
– Шёл бы уж отсюда скорее, лешак его побери! – недовольно пробурчала под нос Маруся.
Готовка с каждым днём давалась Марусе всё труднее и труднее – она была на восьмом месяце. Но ничего не поделаешь – она была тут единственной женщиной, и всё домашнее хозяйство (пусть и довольно нехитрое) – так или иначе ложилось на её плечи.
«Уж скоро рожать, а им всё каждый день жрать подавай!» – всё так же недовольно подумала Маруся, продолжая месить тесто.
Вдруг она почувствовала, что за спиной у неё кто-то стоит. Маруся обернулась. Прямо перед ней, лицом к лицу – стоял Егор.
Егор ничего не делал, ничего не говорил. Он просто стоял и в упор смотрел на Марусю своим стеклянным, ничего не выражающим взглядом.
Ужас сковал Марусю по рукам и ногам. Она стояла, и смотрела на Егора взглядом затравленного зверя, не в силах пошевелиться. Ей хотелось закричать во всё горло, позвать в избу Родиона. Но она стояла, не в силах вымолвить ни слова.
Егор ещё пару минут стоял и смотрел на Марусю, потом повернулся, и медленно вышел из избы.
Ванька и Сысой вернулись к вечеру, в сумерках. Ванька тащил огромную охапку дров и дубину, Сысой катил по земле бочонок.
К этому времени лось уже давно был разделан Родионом и Селиваном, и порублен на нужного размера куски.
Увидев Ваньку с Сысоем, Родион только коротко спросил:
– Порубали телегу?
– Ага. – осклабился Ванька.
– Никто вас не видел?
– Не-е…
– Добро. Кати бочку за избу, Сысой. А ты, Ванька – дрова в дровник положи, да притащи из дома мешок соли.
В скором времени во дворе уже полным ходом шла засолка лосятины. Из трёхпудового мешка Родион черпал горстями соль, и засыпал в бочку с мясом. Солнце, между тем, уже село окончательно наступила темнота.
Родион закрыл полную бочку и сказал:
– Ну, будет. Теперь все дневать – да выдвигаться пора.
– И впрямь. – сказал Селиван – Время обедать.
Все направились в избу, где по-прежнему хозяйничала Маруся. Так как на улице было темно – из трубы уже около часа шёл дым – в избе топилась печь. Когда разбойники открыли дверь и вошли в избу – их сразу же обдало жаром печи, в котором угадывалось тепло домашнего очага, и целым букетом запахов готовившейся пищи.
