Выйдя из кабинета, приложила ухо к двери. Там продолжался фильм. Когда послышался звонок домашнего телефона героя, я отскочила подальше и набрала супруга и стараясь, делась свой голос, как можно более страшным, прошипела в мобильник: " Семь дней".
– Ой-ей,– сказал он, совсем неиспуганно. Расстроившись такой толстокожестью, отключилась и решила в самом деле отправиться туда, куда грозилась. Оставалось вспомнить, за которой из похожих друг на друга дверей скрывается сия комната.
Подергав несколько одинаковый белых деревянных створок, прошла в глубь. Наконец, одна из них, поддалась. В комнате было темно.
Нашарив рукой слева на стене выключатель, зажмурилась, на несколько секунд, от яркого света.
По среди небольшого помещения, стояла кровать. Рядом какой-то прибор с проводами.
Сделав несколько шагов, я не поверила своим глазам. На ней лежал мужчина, с таким белым лицом и застывшим взглядом открытых глаз, что мне даже сначала показалось, что он неживой. Его лодыжки и запястья были крепко привязаны к металлическим ножкам.
От неожиданности, я не могла отвести от него взгляда.
Услышав мои шаги, с явным трудом сфокусировав на мне взгляд он, несколько секунд, рассматривал меня, потом дернувшись открыл рот и что-то сказал. Но, так тихо, что ни одного слова разобрать не получилось.
– Простите, не могу понять. Что Вы говорите? – я еще приблизилась, но наклониться к нему, так и не решилась.
– Помогите, – прошептал он. Встретить вот так, по среди ночи, в больнице привязанного мужчину, было так невероятно, что больше походило на розыгрыш.
– Как помочь? Вы пить хотите?
Он поморщился.
– Нет. Помогите. Они держат меня тут. Не могу больше, – ему, похоже так тяжело было даже шептать, что, задохнувшись последними словами, на минуту замолчал.
– Помогите. Я не выдержу больше.
– Вы же в больнице. Вас лечат, – бестолково переминаясь с ноги на ногу, никак не могла решить, что делать. Развязывать пациента психушки, было черева-то.
Он поморщился, как от зубной боли.
– Я Трофимов Александр Александрович. Они, силой держат меня здесь, чтобы не мешал. Лучше бы убили, твари, – мужчина снова дернулся, но тугие бинты, не дали ему даже приподнять руку.
Неожиданно, по палате, разлилась бодрая мелодия. Забыв, что это звонок моего собственного телефона, я подпрыгнула.
Меня разыскивал супруг.
– Ты там не заблудилась?
– Слегка, – я замялась, но решила, что он должен знать, что за ерунда твориться в его отделении. – Петь, тут мужчина привязанный. Это нормально?
– Как это, привязанный?
– По рукам и ногам и ему плохо. Очень плохо.
– Где ты?
– Прямо по коридору дверь. Увидишь, она открыта.
Почти сразу, я услышала родные шаги. Петя зашел и увидев мужчину на кровати нахмурился.
– Черте, что! – пробормотал он и вышел и через пару минут вернулся с медсестрой. Их пациент не высказывал больше никакой активности, а лежал закрыв глаза.
– Вы должны ухаживать за тяжелыми пациентами, а не бросать их ночью одних!
– Простите Петр Васильевич. Перекусить отошла. Не думала, что случиться что-то может! Тяжело всю ночь на ногах.
– Не можете ночью работать, не вставайте на дежурства! Вы, вроде, не единственная медсестра отделения!
– Простите, – прозаикалась она, посмотрев на меня со злостью. А мне стало стыдно. Человек поесть отошел, а я заложила.
– Ладно, теперь все хорошо, пойдем. Я, просто, испугалась и навела шороху. Давай, не будем мешать дежурить.
