– Я же сказал, что просто отдыхаю, – усмехнулся, чуть обидевшись, Санд, хотя и осознавал, что действительно он ведёт себя как избранный. – А вот чего тебе, Дим, не хватает для настоящего созидания, зачем ты лезешь туда, куда не пролезть? Прояви себя, может, станешь вечным, и всё тебе откроется. Не надо кричать, что кто-то виноват, когда может быть виноваты все. Мне кажется, что балласт портится, не потому что этого хотят вечные, они как раз этого не хотят, а потому что этого хотят сами другие. Лик жиреет, потому что переедает, и если бы не этические общественные устои, останавливающие его желание вкусно и сытно поесть, то полными были бы очень многие. Я ненавижу уродство, но, бывает, пью и ем сверх меры, ты сам видел, и меня спасает только молодость и спорт, а не разум и воля. Таких как я много, но многих уже ничто не спасает. Может, наступит момент, когда и я сам окажусь в их числе, не справившись со своими пороками. А вот ты справишься, уже справляешься, так не ищи хитрых и виноватых, а найди себя. Все лики должны искать себя и реализовывать свой потенциал, а вечные, по-моему, стараются только помочь. И мне кажется, что многие понимают, что умчаться к далёким звёздам – не главное в развитии цивилизации, главное находится внутри каждого лика. Оно есть и в тебе, Дим.
– Я точно не стану вечным, а вот судя по твоим словам, у тебя это может получиться, – с грустью в голосе ответил он.
– Скитальцы всегда остаются скитальцами. Ты должен знать, что разум скитальца сильно отличен от разума вечного. Вечные – это продвинутые разумом другие, именно такие как ты, – оспорил добродушно Санд, а затем продолжил. – Если ты не хочешь быть вечным, то легко сможешь стать святым.
– Святых нет, это просто оторванные от общих настроений, устремлений и замкнутые на себе другие. Они противопоставляют себя вечным, у которых высокие показатели разума и долголетие достигается искусственными методами, ставя превыше всего в мироздании естество и гармонию. Я не осуждаю святых, их одухотворённый разум очень силён, потому что питается Мировой гармонией, но нельзя отрицать интеллектуальное развитие общества, где компьютеризация и роботизация занимают важное место. Им тоже не нужны звёзды, они считают, что все лики – скитальцы, конечно, каждый по-своему, и не надо никакого сканирования, исследования мозга, это только мешает развитию разума; никаких искусственных вмешательств. Сколько раз святые выставляли требование отказаться от обязательного двухразового тестирования ликов, но вечные не слышат их слабых голосов. Не слышат, потому что за святыми тоже нет будущего. Они бы построили своеобразный счастливый мир без порочных страстей, вездесущих роботов, космических кораблей и только трудились бы в успокоении и молились бы в упоении о новой счастливой жизни, а что дальше – та же деградация, когда чистый разум хочет оторваться от тела; но без тела ещё нет настоящей жизни. Святые – не борцы, они считают себя такими светлыми, что любые проявления активного противостояния для них невозможны, а на жалких требованиях и нравственных наставлениях далеко не уедешь.
– Так кем ты хочешь быть? – с удивлением спросил Санд. – Вечные тебе не нравятся, в скитальцы не годишься, святые убогие.
– Я – другой. Не вечный, не скиталец, но и не другой потребитель и не другой святой. Я – другой, – произнёс упрямо он.
