Одевшись, Лила рассеянно расчесала свои волосы – они у нее были темно-русые и, хотя достигали середины спины, были такие тонкие, что косичка из них получалась толщиной с мизинец. Из-за этого Лила редко заплетала свои волосы, предпочитая носить хвостик. По правде сказать, она завидовала сестре, у которой косичка была толщиной с кулак, и часто задавалась вопросом, почему у родных сестер такие разные косички. Лила утешала себя мыслью, что Наташку, должно быть, просто перепутали с кем-то в роддоме.
Взглянув в зеркало, Лила увидела свое отражение: большие зеленые глаза, бледное вытянутое лицо, худобу которого сильнее подчеркивали собранные в хвостик волосы… Переведя взгляд на красную футболку, Лила поморщилась. Она ненавидела красный цвет! Это был любимый цвет Наташки. Со своей красной футболкой сестра рассталась только потому, что та стала ей безжалостно мала. Лиле казалось, будто футболка кричит «посмотрите на меня!» – а ей, в отличие от сестры, вовсе не хотелось, чтобы на нее смотрели. Незачем ее лишний раз разглядывать – особенно теперь, когда она почти что тролль. Да ещё эти леопардовые бриджи, которые достались Лиле от дочери маминой подруги – более вульгарной расцветки для штанов было просто не найти! Леопардовый с красным вместе смотрелись крайне вызывающе, но, по крайней мере, они между собой хотя бы как-то сочетались. Подобрать гармоничный наряд из обносков в принципе было довольно сложно.
На часах было почти девять утра. Идти в гости к подруге было еще рано – летом Кэйт спала до полудня. Нужно было как-то скоротать несколько часов, поэтому Лила отправилась в гостиную и включила телевизор. Мельком глянув все каналы по порядку, она убедилась, что ничего интересного сейчас не показывают. Вздохнув, Лила выключила телевизор и, помня бабушкины слова, выдернула его шнур питания из розетки, прежде чем уйти в свою комнату. Ей было непонятно, зачем это нужно делать. Почему перед уходом из дома отключать от сети нужно один только телевизор? Но Лила знала: если вечером обнаружится, что телевизор не отключен, ей грозит строгий выговор.
Усевшись за свой письменный стол – старенький, обшарпанный и слишком низкий для того, чтобы можно было за ним выпрямиться, – Лила достала чистый лист, карандаш и принялась рисовать. По мере того, как на бумаге появлялся силуэт, Лила чувствовала все большее облегчение: казалось, что вся ее досада и раздражение, накопленные за сегодняшнее утро, куда-то улетучиваются, и остается только восторг от того, какой получается зарисовка. У нарисованной девушки в приоткрытом рту виднелись длинные вампирские клыки, а ее рука, обхватывающая колено, превращалась в огромный клинок, который выглядел очень круто.
Уверенности в том, что у вампиров могут быть такие руки-клинки, у Лилы не было. Но от этого ее эйфория только увеличивалась: ей не терпелось показать рисунок Кэйт, чтобы та оценила полет фантазии по достоинству. Чтобы не ударить в грязь лицом перед подругой, Лила уделила много времени штриховке, стараясь придать рисунку объем и глубину. Она так увлеклась, что не замечала ни затекшей спины, ни отсиженного места пониже нее, ни шкрябания Сашки в туалете, возмущенного тем, что за ним до сих пор не убрано.
Казалось, ничто не может оторвать Лилу от увлекательной игры светотени, однако, едва соседи за стенкой включили музыку на полную громкость, музу Лилы как ветром сдуло.
