Лили, запертая во сне - страница 2

Она не собиралась оставаться с бабулей, пока мама и папа без неё забирали Малыша, будто она второго сорта. Она не собирается так просто уступать своё место. Если они всё разрушат, она хотела бы по крайней мере при этом присутствовать, иначе Малыш получит явное преимущество.

Лили должна быть там – и она там будет, чтобы напомнить родителям, она у них уже есть, она появилась первой, и хоть она больная, ущербная, забывать о ней нельзя.

Да, как только бабуля Крикуля заснёт, Лили сбежит и вернётся домой.

Побег из бабушкиного дома: эта часть плана далась легко.

А вот поход домой…

Не очень, как оказалось.

Лили подождала, пока бабуля заснёт – из спальни напротив донеслось глубокое ритмичное похрапывание, полоска света из-под двери превратилась в тьму, – потом прокралась по площадке и вниз по ступенькам. Хорошо, что у бабули пол повсюду был застелен коврами со старомодным рисунком королевских лилий.

– Ковер в лилиях для девочки Лили, – повторяла бабушка. – Как гляну, сразу о тебе вспоминаю.

Сравнение с ковровым покрытием восторга не вызывало, но Лили ничего не говорила.

Зато теперь от ковра была большая польза: его ворс поглощал звуки. Лили на цыпочках спустилась по лестнице, вдоль рельсов для инвалидного кресла-подъёмника, которым пользовался при жизни дед – убрать их у бабули Крикули не дошли руки, – потом в прихожую.

Скрипучую парадную дверь она открывать не стала. Прошла по кухонному линолеуму прямо к чёрному ходу с небольшим крылечком и спустилась в сад.

Тьма превратила деревья и здания в привидения с размытыми очертаниями. Лили вздрогнула, глотнула побольше воздуха и тронулась в путь.

Сад примыкал к двору той самой церкви, где Лили крестили, куда они отправлялись на службу в ночь под Рождество.

– На мой взгляд, немного консервативно, – как-то выразилась бабушка.

Лили не поняла, что она имела в виду, но в душе не согласилась. Ей нравились свечи и аромат ладана. Была в них какая-то чарующая сила.

С бабушкиного крыльца виднелось дерево, посаженное в церковном дворе родителями, когда она появилась на свет. Боярышник или майское дерево, потому что родилась она в мае. Низкорослое растение, согнутое ветром.

– Корни в земле, ветви в раю, – так говорил отец.

Наверное, бабуля права: судя по кривым веткам боярышника, рай гораздо ниже.

– Лучше бы посадили лилию, – недавно заметила Лили.

– Лилии долго не живут, – ответил отец.

– Совсем как я, если не повезёт.

И опять мама заплакала.

Теперь Лили перелезла через низкий садовый забор на церковную аллею и пошла по ней до лужайки.

Она перешла через деревянный мостик у качавшей на ветру ветками плакучей ивы, которые словно тянулись погладить её по голове. Отрывистые неуверенные шаги Лили выдавали волнение. Длинная просторная дорога, бегущая по краю деревни, привела прямо к родному переулку.

Только… теперь он был чужим. Деревья отбрасывали на дорогу длинные, цепкие, словно пальцы, тени. Улица не освещалась. Небо заволокли тучи, сквозь которые всё-таки пробивался тонкий осколок луны, крохотная сияющая прорезь, вскрытая в темноте лезвием. В доме в конце переулка света не было.

Она вздрогнула, закутываясь поплотнее в свободный свитер. В последнее время вся одежда стала ей велика.

Неожиданно её сковал страх, облепил, словно тесное пальто, из которого она выросла, и захотелось его стряхнуть.

Это её дом.

Она шагнула вперёд. Достав ключи из кармана, прошла по тропинке к парадному крыльцу. Слева стоял контейнер для строительного мусора, полный обрезков досок и битой штукатурки. Наверху всё ещё шёл ремонт – не успели закончить к рождению Малыша. Сверху к контейнеру от строительных лесов, приставленных ко второму этажу, сбегала длинная пластиковая труба из нескольких колен, вставленных одно в другое, словно горка в аквапарке. По ней строители спускали мусор в контейнер.