Лилианна. Судьбе вопреки - страница 20



– Лишние свидетели нам ни к чему, – здраво рассудил он, – Мадрид был оплотом Жозефа Бонапарта и его шпионы наводнили город.

Понимая, что именно на ней висит вина за грозящие этому дому несчастья, Лилианна постаралась хоть чем-то быть полезной, взвалив на свои плечи большую часть обязанностей по дому. Впрочем, скучать ей особенно и не приходилось. Вечерами хозяин дома прилагал все усилия, что бы развлечь свою юною гостью. Он не только обучал девушку истории древней египетской цивилизации, ярым поклонником которой был сам, но и приобрел для Лилианны все необходимые для рисования принадлежности. Теперь вечерами девушка самозабвенно рисовала, время от времени поглядывая на расположившегося в высоком кресле дона Айседора, который в сотый раз пролистывал страницы любимой книги.

– Почему у вас такое необычное имя? Ведь оно не испанское? Фон это приставка к немецкому? – однажды спросила его девушка.

– Ты права, дитя мое. В моей семье многое соткано из контрастов. Айседор имя французское, к тому же женское. Однако это нисколько не смутило мою мать. Она была женщиной образованной, хоть и эксцентричной. Донна Гертруда фон Штамберг происходила из древнего бельгийского рода баронов Штамберг.

– Так вы не испанец? – изумилась Лилианна.

– Ну почему, же? Карлеонэ знатная испанская фамилия, берущая начало еще при короле Альфонсе. Мой отец был человеком образованным, любил поэзию, искусство. Он много путешествовал. Будучи в Бельгии он встретил юную бельгийку, которая через несколько лет стала его второй женой.

– Через несколько лет?

– Да. Семья моей матери не очень-то приветствовала ухаживания не молодого испанца. Да и саму девушку пугала не только разница в возрасте, но и различия культур, традиций нравов этих двух таких разных стран. К тому же после испанского завоевания в шестнадцатом веке и кровопролитной борьбы за независимость бельгийцы настороженно относились к испанцам. Лишь через несколько лет преданных нежных ухаживаний ее сердце дрогнуло.

– А ее родители?

– Она была единственной их дочерью и им ничего не оставалось, как принять ее выбор.

– Она…они были счастливы?

– Да. Хотя и недолго. Я почти не знал своего отца. Он умер рано, оставив безутешную вдову с малолетним сыном. Знаешь, после его смерти мама долго жалела об упущенном времени, говорила, что если бы знала о том, что им так мало отпущено никогда бы не позволила себе раздумывать так долго. Но судьбу не переделать.

– Она жива?

– Нет.

– А у вас есть жена и дети?

– Были.

– Были?

– Лукреция с мальчиками проводили лето на итальянской вилле. Она была итальянкой до мозга костей. Испанское лето было слишком жарким для нее, а бельгийское слишком холодным.

– Что случилось? Война?

– Нет. Брюшной тиф. В тот год умирали сотнями. Я не успел даже на похороны.

– Мне так жаль. Простите, что я затронула эту неприятную для вас тему.

– Почему же неприятную? Воспоминания о жене и детях согревают мою душу по сей день.

– А вам не больно их вспоминать?

– Ничего страшного. Это было давно. Боль притупилась, тоска осталась. Многие из нас потеряли близких. Война же еще больше пополнила этот список.

– Вы правы, – прошептала Лилианна, надолго уйдя в себя.

Однажды вечером Лилианна так не дождалась дона Айседора к ужину. Это было очень не похоже на пожилого человека и девушка начала волноваться. Ее беспокойство усилилось. После каждого часа ожидания ее воображение рисовало все более жуткие картины. Арест, тюрьма, смерть.