Миновав эту толпу, путешественники двинулись вправо и поднялись на небольшую возвышенность, с которой Иерусалим открылся им с другой точки зрения и представился во всем блеске своего неувядаемого величия. Как бы презирая все перенесенные им невзгоды – войны, осады, опустошения – римский Иерусалим сохранил свой гордый вид столицы великого государства и в значительной степени оправдывал свое наименование Царицы мира.
– Как он прекрасен! – сказала Адина.
– Да! Невозможно человеку сокрушить Град Божий! – с горделивой уверенностью отозвался раввин. – Он будет стоять вечно.
– Укажи мне достопримечательные места, добрый рабби27 Бэн Израиль; скажи, какое это мрачное здание виднеется за храмом? У него такой грозный и воинственный вид!
– Это и есть город Давида – замок наших царей. Он охраняет храм и город. Он служил крепостью Давиду и доблестным Маккавеям28. Заложен он был еще Мелхиседеком29, первым царем иерусалимским, другом праотца нашего Авраама. Теперь в нем стоят гарнизоном тысячи римских солдат.
Девушка вздохнула; но скоро красивая башня, позолоченная закатом, привлекла ее внимание, и она спросила:
– Что это?
– Ты спрашиваешь, дитя, о башне, что рядом с пальмой и почти одной с нею высоты? – переспросил рабби, которому приятно было удовлетворить любопытство своей милой спутницы. – Это – Давидова башня. Вот на той стене ее, что над воротами, стоял страж Давида, когда он ждал вестей от Авессалома30; а лес, который отсюда не виден, идущий к северо-востоку от города, – это тот самый лес Эфраима, где был убит Авессалом.
– А какой это дворец так сверкает на солнце, точно он весь серебряный?
– Это дворец римского правителя Понтия Пилата, который владычествует как царь в Иерусалиме… Но что ты так вздрогнула, дитя? – спросил рабби, и, следя за направлением ее взора, он понял причину ее испуга: невдалеке, на холмике напротив городских ворот, возвышались деревянные кресты. На двух крестах висели тела, должно быть, недавно распятых, потому что вблизи стояла стража и толпа народа стояла и глядела на страдания несчастных. Слышались страшные стоны и проклятия одного из страдальцев.
– Это место называется Кальварий, дочь моя, – спокойно пояснил рабби. – На этом месте римляне казнят своих преступников. Сегодня казнены двое. Казнь эта жестокая; более жестокая, чем избиение камнями… Но у римлян жалости нет. Проедем поскорее мимо.
Свернув влево, они объехали вдоль стен сада, который, казалось, был доступен всем, потому что полуразрушенные стены предоставляли много отверстий для входа. По саду ходили люди; некоторые отдыхали в тени деревьев.
– Это – сад царя Соломона; ныне зовут его Гефсиманским, – продолжал рабби. – Теперь почти все царские сады так запущены! Но они красивы и в этом запущенном состоянии. А посмотри, как величественен вид на храм через эту просеку между рядами деревьев! А эта горка, покрытая рощами к востоку от сада, – это Масличная гора31. В дни славы Израиля она составляла часть царского сада. За нею лежит Вифания.
– А где Вифлеем Иудейский, из которого, по словам пророчества, «изыдет вождь Израиля» (Мих. 5; 2)?
– Это – к югу. Да! Все мы должны быть на страже того дня, когда исполнятся слова пророка. Они веселят сердце наше верой, что не вечно будет Иерусалим под пятой иноземцев, что явится Царь и Вождь из царского рода Давида.
– А существует ли теперь кто-нибудь из рода Давида? – спросила Адина, пытливо вглядываясь в бородатое лицо раввина.
