Лилии полевые - страница 23
Странствующий еврей
Древняя притча
Толпа волновалась и шумела у претории, и раздавались полные бешеной злобы крики:
– На Голгофу, на Голгофу! Распять Иисуса, лжепророка и обманщика!
В белой тоге, с непокрытой головой вышел к народу Пилат. Лицо его было бледно, взгляд тревожен.
– Чего хотите вы от меня? – крикнул он толпе.
– Я при вас допрашивал Иисуса и не нашел за Ним вины, ни в словах Его, ни в Его делах. Я посылал Его к Ироду – и тот признал Его невиновным. Чтобы потешить вас, я подверг Его бичеванию, вы терзали Его терновым венцом, вы плевали на Него и били Его по лицу. Если Он и правда не исполнял закона Моисеева, то разве не довольно Он уже наказан?
Но еще более злобные, более сильные крики раздавались в ответ Пилату:
– Нет! Пусть умрет Он! Смерть Ему! Распять! Распять! На Голгофу!
Пилат приказал центуриону унять народ. Пронзительный звук трубы заставил на минуту смолкнуть разволновавшуюся толпу.
Проконсул, нагнувшись к народу, крикнул:
– Уйдите от меня! Не могу я казнить невинного!
Но тогда над недовольным гулом и ропотом толпы выделился голос первосвященника Каиафы:
– Иисус – преступник! Он в глаза уже назвал Себя Сыном Божиим! Я так был поражен этим богохульством, что разорвал одежды свои! Кроме того, Он называет Себя царем, а это значит – Он враг кесарю! Будь осторожен, Пилат! Если ты освободишь Этого Человека, ты будешь заодно с изменником кесарю!
При имени кесаря управитель затрепетал. В словах первосвященника он видел угрозу доноса, ему грозил гнев Тиберия. Но он все еще не хотел осудить Того, Кого и сам Ирод признал невиновным.
И он еще раз пытался спасти Иисуса.
– Слушайте! – сказал он. – Наступает день Пасхи, и вы можете отпустить одного из приговоренных. Пусть приведут сюда Иисуса, и пусть отыщут в тюрьме Варавву, грабителя, и вы решите, кого из них помиловать, разбойника или Назарянина…
– Варавву, Варавву! – кричала толпа, подстрекаемая священниками.
Первым привели Иисуса. Между двух солдат, в красной мантии на плечах, в терновом венце на голове, с тростью взамен скипетра в руках, появился Он перед толпою и глядел на нее скорбными, полными слез глазами.
Трепет охватил Его обвинителей, и только самые отчаянные пытались смеяться.
– Се, Человек! – сказал Пилат голосом, полным сострадания.
В эту минуту ликторы привели Варавву, упирающегося и сопротивляющегося.
– Решайте, евреи! – начал снова Пилат. – Вот человек, если и может быть виновным, то только в обмане. И вот рядом с ним другой, преступления которого многочисленны и доказаны. Он хотел похитить драгоценности из храма; сорвал золотые украшения со святыни, убив пятерых евреев и двух воинов римских. Который же из них, по-вашему, больше заслуживает помилования?
Сильное волнение охватило народ. Самые упорные колебались. Но толпа состояла большей частью из подонков иерусалимской черни, и среди них было немало товарищей Вараввы, его соучастников в преступлениях, и раздались их голоса, грубые и угрожающие:
– Варавву, мы хотим Варавву!
И все другие, подчиняясь страху перед этими негодяями, закричали вместе с ними:
– Варавву, Варавву! Отпусти нам Варавву! Распни Иисуса!
Тогда Пилат велел принести серебряный сосуд с водою.
– Пусть, – крикнул он, – Иисус умрет! Но не я приговорил Его, а вы. Я умываю руки свои от крови Этого невинного!
И среди гиканья, проклятий и криков торжествующей толпы Пилат омыл в воде руки. И вслед за тем эти руки подписали несправедливый приговор, а на одной из них сверкал золотой перстень, печатью которого этот приговор утверждался от имени кесаря.