В итоге – сверкающий зеркальным стеклом, кое-как достроенный комплекс, тысячи недополучивших зарплату рабочих, несколько разогнанных полицией их забастовок с перекрытием улиц.
А как это складывается на личной жизни строителей, жизни их жён и детей, кому есть дело? Однако именно здесь я пережил нечто, решительно переменившее мои взгляды не только на целесообразность своих командировок, но и жизнь в целом… – вздохнул Лев и потянулся к карману пляжной рубашки за сигаретами.
2
…Недолго побыв дома после Воронежской командировки, я снова уехал в Москву строить медицинский Центр в районе «трёх вокзалов», – пустив струю дыма, продолжал Лев. – Как представителю среднего инженерного звена мне полагалось отдельная комната. И большую часть прошлого года жил в гостинице в подмосковном Пушкино, – с ярославского направления удобнее добираться до места работы. Рабочий же персонал обитал прямо на стройке. В московском округе в основном работают мигранты из ближнего зарубежья. Им и за пределами стройки появляться нельзя – нелегалы. Живут обычно в подвалах, многоярусных вагон-бытовках, быт скотский, так что бастовать некому.
К Новому году основные работы Центра требовалось завершить, и на стройке кипела сумбурная жизнь. В зданиях заканчивались отделочные работы; разметая снег, размечали клумбы, укладывали асфальт тротуаров.
К тому времени у нас по зарплате имелись большие долги и все жили надеждой о выплатах к Новому году. За годы работы в тресте лучше других, зная здешний стиль и порядок оплаты, я сомневался в этом. И оттого, что непосредственно моим подчинённым накопилась уже приличная задолженность, раздражался и переживал.
Вечерами я звонил Елене, нервно рассказывал о своих делах. Моё раздражение подавляло её. Не замечая этого, я словно зараженный каким-то лихорадочным вирусом, много и даже с неким удовольствием говорил ей об этом, смакуя свои неудачи.
На 29 декабря было назначено последнее в году совещание, где, по мнению подрядчиков должно решиться большинство скопившихся финансовых проблем. Однако вести протокол приехал лишь зам генерального по техническим вопросам Кирилл Арбузов, что удесятерило мои нехорошие предчувствия.
Если ты помнишь, Арбузов никогда не имел отношения к властным рычагам треста. Обычно его присылают, когда нужно сгладить, а проще говоря «размазать» какой-нибудь остро выпирающий вопрос. В беседе он человек интересный, отзывчивый на разную порожнюю болтовню. В свободную минуту с ним можно посетовать на неудачи отечественного футбола, обсудить городские пробки или ненужность столь плотной застройки Москвы. Но в данном случае, когда обстановка была накалена куда более насущными проблемами, каждое его пустое по сути слово болезненным эхом отдавалось в сознании каждого из присутствующих.
Того же, чьи уже только косые взгляды решают судьбы целых предприятий, Аларова, всё не было. А зря, я ведь тоже готовился к докладу, придумывал речь.
В этой моей речи торжествовал бы закон, праздновала свой день рождения справедливость. Глядя Аларову в переносицу, я бы говорил о масштабе выполненных здесь работ, напомнил, что аванс нашему филиалу был выплачен всего раз и эта сумма просто ничтожна в сравнении со сделанными объёмами. Ещё бы я сказал ему уже как мужчина мужчине о чести, поведал о чудовищной нужде наших рабочих, чьей-нибудь больной матери или рожающей жене. Наконец, я бы напомнил ему… что оттуда, (я бы качнул головой вверх) всё видно, и Там всё известно. И уже завтра… оплачен был бы университет моей дочери, погашен кредит, и стало бы абсолютно ясно, в каком платье Елене встречать Новый год, (том самом, ещё в октябре, мерянном в бутике «Университи»).
