Санитарка (не знаю ее имени) подошла к Наталье Владимировне и что-то сказала ей. Красивое лицо медсестры выразило сперва удивление, потом тревогу. Она что-то ответила и вышла из столовой.
Я доела свой завтрак и решила возвращаться в палату. На остальных больных не обращала внимания, жаль только, что Аня мне не составила компанию. Хотя вроде ее должны выписать, может, девушка покинула палату, когда я спала? За ней наверняка приехала мать. Да, как быстро меняются обстоятельства. Еще вчера я разговаривала с Аней, даже получала удовольствие от общения, а сегодня уже мне не с кем беседовать. Но это больница – пациенты поступают в клинику, лечатся и выписываются. Меня тоже выпишут, и я забуду и медсестер, и врача, и других больных…
Я не стала дожидаться медсестру – что я, инвалид, в самом деле? Вполне могу спокойно дойти до своей палаты. Лестница уже не представляла для меня такого препятствия, как раньше, и я без труда преодолела пролет. Голова не кружилась, сознание было ясным. Кошмар я постаралась выбросить из памяти – сон остается сном, ничего ужасного не случилось. Наталья Владимировна была права: вчера произошло довольно много событий, если сравнивать с моей предыдущей жизнью в больнице. Новая палата, новый человек, еда в столовой… Что и говорить, а после сотрясения не так просто восстановиться, этим и можно объяснить ночной кошмар.
Я зашла в палату. Вопреки моим ожиданиям, Анины вещи были на месте – даже кровать не застелена. Я увидела лежащий томик рассказов Конан Дойля на английском языке с закладкой где-то посередине книги. Странно, что Аня оставила ее в палате. Забыла, что ли? Может, за ней неожиданно приехала мать и девушка не успела собраться? Позвольте, ведь я проснулась от кошмара примерно в восемь, плюс-минус полчаса. Завтрак подается в больнице в девять утра, обед – в полвторого или в два, ужин в шесть. Стало быть, Анина мать приехала в семь утра? Странно. Не думала, что посещения разрешены так рано. И потом, им же нужно было дождаться лечащего врача Ани, чтобы тот выписал ей назначенные препараты и рекомендации! Сомневаюсь, что рабочий день врачей начинается в семь утра, скорее всего, они приходят к девяти, если не позже. И потом, накануне Аня ничего не говорила о том, что ее сегодня выписывают. Мы ведь так хорошо с ней общались, девушка обязательно сказала бы мне, что на следующий день ее уже не будет в больнице. Я точно помнила, что Аня ничего подобного мне не говорила. Тогда почему ее не было в столовой? Почему нет сейчас в палате?
Мои размышления прервало появление Натальи Владимировны. Медсестра казалась взволнованной, едва ли не напуганной. Я посмотрела на нее с удивлением и проговорила:
– Моей соседки по палате нет. Она на завтраке не была. Ей хуже стало, да? Неужели ее перевели в реанимацию?
В мозгу яркой вспышкой пронеслась картинка из моего ночного кошмара. Гроб, покойница, кладбище… Вдруг во сне я видела не тетю Милу, а мертвую Аню? Неужели ночью девушке стало хуже и она умерла?
– С Аней что-то случилось? – уже громче спросила я. – Ей… она жива?
Наталья Владимировна медлила с ответом. Она подошла к кровати моей соседки и посмотрела на скомканное одеяло. Я вслед за медсестрой взглянула на прикроватную тумбочку Ани. Там по-прежнему лежали личные вещи девушки: тетрадки с конспектами, вероятно, в больнице она делала домашние задания, книги, шариковые ручки… Все было, как раньше. Не хватало только самой хозяйки этих вещей.
