Линия разлома - страница 15
– Зато он тебя узнал, когда ты приезжала к сыну два года назад, – ответил мужчина. – Вот такая коллизия, Васильевна.
Короткова побелела, язык куда-то провалился. Что угодно могла ожидать она от своего непутевого сына, но такое! «За что? За что? – проносились вихрем мысли в голове. – Это мне за что?»
И женщина, не выдержав, разрыдалась громко, в голос, причитая по-бабьи.
Правдин не утешал. Он сидел молча и ждал, когда она успокоится сама. Он знал больше, чем сказал. Но рассказать такое матери не мог.
Ублюдок Пряхин, узнав, что Коротков – его сын, рожденный той самой тварью, которая засадила его на первый срок, обозлился не на шутку. Себя виноватым он не считал. А вот Лизку проклинал всю жизнь. Значит, эта стерва сына родила? И всю свою ненависть он перенес на неповинного в этой ситуации Юрочку. Он опустил его, грубо, безжалостно. И все последующие годы отсидки издевался над собственным сыном, как мог, под улюлюканье сокамерников, которые тоже иногда были не прочь унизить парня.
А Юрочка, в свою очередь, во всем винил мать. Это она виновата, что оставила ребенка и обрекла его на страдания.
От Юрочки же подонок Пряхин узнал, что Лиза опять вернулась в Мохов. «Ну что же, значит, так тому и быть! Вернусь, устрою обоим, что мало не покажется!»
По роковой случайности, почти одновременно заканчивали отсидку отец и сын. С разницей в неделю.
Вот так и наступили наши дни.
Вернулся Юрочка. Чужой, злой, колючий. Велел матери молчать и не высовываться, иначе убьет. Иногда требовал от нее денег и водки. Не было денег – получала тумаки. Впрочем, как всегда.
Однажды, спустя неделю, Юра увидел в окно, как освободившийся Пряхин трясет за грудки его мать. Не выдержал, схватил топор. Подбежал и сзади нанес удар со всей дури. Потом еще и еще.
Короткова еле оттащила сына от тела папаши.
Вдвоем перетащили убитого подальше в посадку, засыпали листьями. Кровь во дворе забросали свежей землей. Топор спрятали в сарае.
На какое-то время Елизавета Васильевна успокоилась. Думала, убили окаянного, Юрочка придет в себя.
Но дальше было только хуже. Сын пил, не просыхая. В который раз зацепил опять на улице Ангелину, стал приставать, оскорблять. Она вырвалась, побежала домой. Он за ней. Тут она схватила топор, торчащий в колоде и рубанула им Короткова. Тот успел увернуться, удар прошел по касательной. Это его отрезвило немного. Он отстал от девушки и пошел домой.
А дома опять ненавистная, ох ненавистная, вечно ноющая материнская рожа!
– Ненавижу! – заорал с порога и накинулся на женщину. То ли алкоголь свихнул ему мозги, то ли пришло время сойти с ума от пережитого, только он накинулся на мать, разорвал одежду и начал ее насиловать.
Что было бы дальше, неизвестно. На счастье, зашел Правдин и стащил обезумевшего Юрочку с матери. Тот повращал безумными глазами какое-то время вокруг себя, потом обмяк, завалился на диван и захрапел.
Правдин помог несчастной женщине встать, дойти к умывальнику, переодеться.
– Спасибо, Гриша. Ты иди, – сказала она, на удивление, твердым голосом. – Со мной все в порядке.
После того, как сосед ушел, Елизавета Васильевна Короткова встала, накинула фуфайку и пошла в сарай. Из схрона достала топор, которым сын убил отца. Вернулась в дом. Юрочка спал, свернувшись калачиком, как в детстве. Она погладила его по голове.
– Прости, сынок, за все.
Не снимая фуфайки, замахнулась и несколько раз ударила по голове своего любимого Юрочку.