Линия жизни. Как я отделился от России - страница 28

Вскоре ко всем вышеперечисленным факторам прибавился еще один, совершенно другого рода. 3 марта 1918 года мне сообщили из сената по телефону, что по просьбе правительства Финляндии военное командование Германии пообещало начать интервенцию для «подавления вспыхнувшего в Финляндии мятежа». Один присутствовавший при этом телефонном разговоре шведский офицер позднее красочно описал мое состояние. Настроение у меня действительно было подавленное. Ведь премьер-министр Свинхувуд твердо обещал мне, что не будет обращаться с просьбой об интервенции. И что теперь? Как вообще следовало расценивать эту ситуацию? Правительство назначает главнокомандующего, тот, еще до своего согласия на этот пост, выдвигает требование, что сенат не будет обращаться за иностранной помощью, но проходит время, и главнокомандующего ставят перед уже свершившимся фактом. Первой моей мыслью было подать в отставку. Если сенат обманул меня, то он не мог требовать, чтобы я и дальше продолжал исполнять свои обязанности.

В тот день я планировал посетить фронт близ Вилппула. Я не стал отменять эту поездку, а вечером, уже настроившись на просьбу об отставке, отправился в обратный путь, сопровождаемый полковниками Теслёфом и Игнациусом. Мои спутники были расстроены моим решением и пытались склонить меня изменить его. Постепенно у меня созрело новое решение. Если немцы по просьбе правительства высадятся в стране, а я больше не буду возглавлять армию, то кто же тогда справится с новой угрозой – той угрозой, что все важнейшие вопросы будут решаться германским главнокомандующим и, в конце концов, именно он станет руководителем освободительной войны? Затем Германия освободит Финляндию, и об этом раструбят на весь мир. А ведь я был абсолютно уверен, что освободительную войну можно вести собственными силами. Взвесив все за и против, я решил остаться на своем посту и постараться в будущем придерживаться лояльного сотрудничества с сенатом.

До высадки оккупационных войск нам нужно было добиться решительной победы собственными силами – иначе говоря, вернуть народу веру в себя после всех тех бедствий, которые страна пережила за несколько последних лет. Я решил, что наступление следовало начать уже в середине марта.

Мы понимали, что интервенция прямо сопряжена с политическими осложнениями, в первую очередь из-за того, что Финляндия окажется втянутой в мировую войну на стороне Германии. Но с другой стороны, я надеялся, что сотрудничество с немцами примет такую форму, которая подтвердит международный авторитет Финляндии и ее независимость от великой державы, оказывающей нам помощь. 5 марта я отправил первому генерал-квартирмейстеру Германии Эриху фон Людендорфу телеграмму, в которой попросил его выразить благодарность императору Вильгельму II от армии Финляндии за то, что нам была предоставлена возможность приобрести в Германии оружие, без коего мы не смогли бы выстоять в нашей освободительной битве. После этих вступительных слов я высказал пожелание договориться о реальной помощи в дальнейшем. В первую очередь, немецким частям сразу же после высадки на территорию Финляндии следовало подчиниться финскому верховному командованию. Главнокомандующий армии Финляндии должен выступить с обращением к финскому народу, в котором подчеркивалось бы, что высадка немецких войск – не вмешательство во внутренние проблемы страны, а помощь в борьбе против иностранных интервентов. Если этого не сделать, то будет оскорблено национальное самосознание финнов, вследствие чего может возникнуть взаимная неприязнь, которая не исчезнет в течение столетий. В случае принятия этих условий, говорилось в конце телеграммы, я могу заявить от армии Финляндии, что мы приветствуем в нашей стране храбрые немецкие батальоны и готовы выразить им благодарность от лица всего народа.